Запрещённый приём

Он молча поднял стекло и отъехал назад, протиснув внедорожник позади джипа Ньюмана. Мы пристроились и ждали рядом с несколькими бежевыми машинами в ряду голубых — они были без опознавательных знаков. Конечно, «без опознавательных знаков» — не совсем точное определение, потому что на пассажирской двери каждой такой тачки была эмблема полиции Мичигана. Правда красной мигалки у машин не было, да и эмблема не была их классической голубой. Кроме того, на крыше отсутствовало специальное табло, поверх которого жирным шрифтом пишут «СТОП». Интересно, у них тут все «неофициальные» тачки бежевые? Надеюсь, что нет. Работать на полицейской машине без опознавательных знаков и так тяжело, даже несмотря на наличие фирменной эмблемы на двери. Когда полицейская машина похожа на обычную, это всегда усложняет работу.

Эдуард поравнялся со мной, пристроившись с одной стороны, а Ньюман уже шагал с другой, когда мы направились вверх по улице, приближаясь к тому дому, который сейчас должна была обыскивать полиция. Олаф шел со стороны Эдуарда, и я вдруг почувствовала, как его сила вспыхнула, словно лев лапой ударил. Я немного запнулась на ходу.

— Ты в порядке? — Спросил Эдуард.

Я кивнула.

— Мне нужен Отто на пару слов, только и всего. Вы с Ньюманом идите вперед.

Я надеялась, что достаточно жирно намекнула на то, что этот разговор небезопасен для Ньюмана, и мне очень нужно, чтобы Эдуард как-то отвлек нашего молодого коллегу. Он едва заметно кивнул мне и продолжил идти вверх по улице, болтая с Ньюманом своим лучшим тедовским голосом. Слов я разобрать не могла, но темп речи был в манере Теда.

— Я не хотел, чтобы это произошло. — Произнес Олаф, как только мы остались наедине.

— Почему это произошло? Твой контроль потрясающий.

— Это так. Моей потере власти над ним нет оправдания.

— Тогда что случилось, Олаф? — Спросила я и остановилась, чтобы мне было удобнее смотреть ему в глаза. Да, мы оба были в солнечных очках, так что зрительный контакт был скорее фигуральный, чем реальный, но так я хотя бы могла смотреть на него, а не под ноги или вокруг себя.

— Я хотел идти рядом с тобой, но мне показалось… непрофессиональным просить Ньюмана отодвинуться.

Я моргнула, радуясь, что он не видит мои глаза.

— Это явно серьезно тебя задело, раз ты до такой степени утратил над собой контроль.

— Ты делаешь меня слабым, Анита.

— Ничего я с тобой не делаю, Олаф… Отто. Твои чувства ко мне могут заставлять тебя ощущать себя глупо, но я над ними не властна. Только ты.

— Ты, разумеется, права, но ведь куда проще винить объект своих желаний за эти самые желания, нежели признать, что ответственность за них лежит на твоей голове, на твоем сердце. Если бы я желал только твоего тела, я бы уже овладел им. — Он вскинул руку, потому что реакция на его последние слова, очевидно, отразилась на моем лице. — Я бы попытался, а вы с Эдуардом попытались бы меня остановить. Я это знаю. Я говорил о том, что если бы нуждался только в сексе и власти над тобой, то с моей точки зрения все было бы значительно проще, но я хочу нравиться тебе, хочу, чтобы ты сама меня захотела. Впервые в жизни я оказался на милости женщины — так, как всегда презирал это в других мужчинах. На секунду я утратил контроль над своим зверем, потому что ты совсем не смотрела на меня. Ты смотрела на Эд… Теда, и меня ты не видишь так, как я вижу тебя. В тот момент мне захотелось причинить тебе боль, чтобы только больше не чувствовать этого.

Я не знала, что сказать. Это была из самых искренних тирад, которые мне только говорили мужчины, и она исходила от Олафа — это просто меня шокировало. Я решила сказать ему правду.

— Ты продолжаешь удивлять меня своей честностью, Отто. В смысле, серьезно. Я очень это ценю.

— Но? — Произнес он.

Тот факт, что он знал, что здесь есть некое «но», означал, что он действительно учится. В прошлом я уже встречалась с мужчинами, которые могли бы остаться со мной, приложи они столько же усилий для сохранения наших отношений. Конечно, никто из них не был серийным убийцей. Это был чертовски серьезный минус Олафа.

— Но говорить мне о том, что ты хотел причинить мне боль только потому, что я смотрела на Теда дольше, чем на тебя… Как мне на это реагировать? Теда я знаю давно — дольше, чем тебя. Мы с тобой еще даже не встречаемся, а ты уже меня ревнуешь?

Олаф разозлился. Его гнев прокатился по нему, как сладкий мускусный парфюм, и в этот момент он запах едой.

— Я не ревную ни одну женщину. — Его голос опустился до рыка, переполненного яростью.

Очевидно, мне не следовало обвинять его в ревности. Я должна была испугаться. Вместо этого у меня свело желудок. Я только что поела, но снова была голодна, и вовсе не до картошки и бургеров.

Я подалась ближе к нему и понизила голос:

— Твоя злость пахнет для меня едой.