Запрет на любовь

— У меня были другие приоритеты.

— Не. Здесь так не прокатит. Матильда Германовна всегда стремится к нашему непрерывному взаимодействию.

— Толку-то? — усмехается Илона.

— Не знаю. По-моему, это правильно. Так и должно быть.

— А по-моему, она порой перегибает. Участвовать в совместной деятельности или нет — моё личное право.

В этом я с ней, определённо, согласна.

— Зачем откалываться от коллектива?

— От коллектива, который я терпеть не могу? — уточняет брюнетка.

— Ладно, не будем спорить на эту тему. Возвращаемся может? Мне уже некуда складывать ветки.

— Пошли.

— Тата, ты не обиделась на меня за то, что я отказалась поменяться с тобой местами? — спрашивает, состроив виноватое выражение лица.

— Какая теперь разница?

— Марсель забил место рядом с тобой ещё неделю назад.

Чего? Что ещё за новости?

Смотрю на неё, нахмурившись.

— Это было в понедельник после уроков. Абрамов оставил класс на разговор. Речь шла о тебе, — улыбается, подмигивая.

— Что ты имеешь ввиду?

— Если вкратце, он запретил ребятам тебя терроризировать. Сказал, что вы сами разберётесь.

— Не с чем разбираться. Полин.

— Эх… Вот бы за меня так кто-то вступился!

— Я не нуждаюсь в его помощи.

— Может и нет, но всё равно приятно, что парень не обозлился на тебя за ту историю с полицией.

— Абрамов — не Ромасенко. К тому же, явно запал на неё.

— Ага.

Илона с Полиной переглядываются и глупо хихикают.

— Ты бы видела лицо Ковалёвой. Она наблюдала за вами всю дорогу. Чуть копыта пару раз не вывернула. Происходящее ей явно не нравится. Между ними в конце прошлого года что-то было вроде.

— Ей не о чем беспокоиться. В Москве у меня есть жених и этот ваш Кучерявый хулиган мне не интересен.

— Я всё-таки сделаю тебе расклад, — решительно заявляет Илона.

— Себе раскладывай, я в это не верю.

— Карты — грех, но часто случается так, что её слова сбываются.

— Зачем ты перешла на шёпот?

— Чтобы Боженька не услышал.

Кхм…

— А то ж он прям сидит такой и трёп наш бабский подслушивает. Заняться ж больше нечем! — фыркает Илона.

Хочется улыбнуться, но я сдерживаюсь.

— О, глядите, как прикольно сделали, — Поля показывает на сооружённое парнями место для приёма пищи. Там уже стоят огромные брёвна. В центре квадрата — импровизированный стол, заставленный продуктами. Чуть дальше будет костёр.

— Идём обедать, — зовёт всех Шац.

— А шашлык и сосиски, как всегда, потом? — Денис явно расстроен представленным ассортиментом блюд. С его аппетитом неудивительно. В школе каждую перемену ест. Растущий организм, блин.

— Да. Давайте перекусим, отдохнём маленько, а потом, ближе к вечеру, сходим искупаться на пляж, когда солнце так жарить перестанет.

Что? Купаться? Филатова про купальник не шутила?

— После заката по традиции пожарим мясо и посидим все вместе у костра.

— Прям дико мечтал об этом всё лето, — кривится Ромасенко.

Вытираю пот со лба. Сглатываю, ощущая подступившую жажду. Стоящий рядом Абрамов протягивает мне бутылку минералки. Бутылку, из которой только что пил.

Всерьёз решил, что возьму? Пф-ф.

Беру со стола закрытую. Откручиваю крышку. Наливаю себе воды в пластиковый стаканчик.

— Завтра опять к реке и водопаду потащимся? — недовольно осведомляется Ковалёва, оголившая свой пупок с пирсингом.

— Обязательно.

— Только не это!

— Два с половиной часа пилить пешкадропом!

— Чё мы там не видели? — возмущаются хором.

— Сосны-белки.

— Лучше б я дома на диване потусил перед телеком.

— Телек — оружие Лукавого. Верно, Филатова? — снова цепляет Полину Зайцева.

— Потусишь ещё на своём диване. Так всё, рассаживайтесь и берите каждый по тарелочке, — разгоняет толпу Шац.

— Наконец-то еда.

Галдя, окружают стол.

Глава 20

После четырёх мы коллективно спускаемся вниз по склону к морю. Ромасенко и Петросяна оставляют сторожить лагерь. В наказание. Ведь эти двое успевают накосячить перед Матильдой. (Петарды взрывают, идиоты).

— Тоже не идёшь купаться? — Филатова подсаживается ко мне.

— Не иду.

— Почему?

Иногда Полина такая прилипала…

— Не хочу, — отрезаю коротко.

Я ведь совсем не обязана выдавать истинную причину, правда?

— А я бы с удовольствием, — с завистью смотрит на то, как щебечут и раздеваются девчонки. — Но мне нельзя.

— Бабушка запрещает? — догадываюсь сразу же.

— Да. Она говорит, что раздеваться можно только дома, перед своим мужем.

— Мой отец тоже так считает.

— Что ж. Дай пять, — шутит уныло. — А ты с ним согласна?

— Нет. Я уже сказала тебе, что просто не хочу. А по поводу бабушки… Её здесь нет, — выгибаю бровь.

— Ты что! Вдруг кто-то сфотографирует, я не могу, — доходит до неё запоздало.

— Тёплое, идите сюда, — кричит кто-то из парней.

— Далеко не заплывать. Друг друга не топить! — Щац закатывает штанины и заходит по щиколотку в воду.

— Мозгалину нельзя? — вижу, как они с Илоной строят что-то из песка.

— Да. Он у нас товарищ непредсказуемый, да и вообще, там целый букет болезней. Слабая иммунка и прочее, короче, — полный набор.

— А Вебер?