Запрет на любовь

Марсель помог мне адаптироваться. Стал неким проводником. Показал город. Научил плавать. Отвёл в местную секцию по теннису. Там я провожу теперь четыре дня в неделю…

Благодаря девчонкам, Абрамову и его друзьям я перестала чувствовать себя плохо и, можно сказать, влилась не только в школьный коллектив, но и в новую жизнь.

— Скажи, что скучала, вредина, — волнующе приятно вибрирует его голос.

— Разве что совсем немного, — утыкаюсь в шею, прикрывая глаза.

Мне тебя так не хватало.

Вслух не скажу, нет.

— Ты ещё похудела за эти десять дней, — отрывает от пола и проходит несколько шагов вместе со мной вперёд.

— Тебе кажется.

— Да ни хера! Не гони мне, Джугели, — ставит на плитку, наклоняется и шумно втягивает носом воздух.

Вдыхает аромат моих волос.

Бзик у него такой, и я всё никак не могу привыкнуть. Каждый раз покрываюсь мурашками, когда он делает это.

— Я написал две песни. Пойдёшь слушать?

— Куда? — отклоняюсь назад.

Рассматриваем лица друг друга вблизи и почему-то дышать становится тяжелее.

— Мы с пацанами сегодня собираемся у меня дома.

Дома.

— Я не смогу.

В очередной раз отказываю.

— Ну камон, Джугели. Приходи. Матушка звала. Чё в этом такого? Я тебя с предками познакомлю. Провожу потом.

— Не знаю…

— Соглашайся.

— Что я бабушке скажу? — хмуро спрашиваю, закусывая губу.

— Не парься. Я беру это на себя, — хитро улыбается, дёргая меня за тонкую косичку, в которую заплетена прядь у виска.

Глава 34

Я всё-таки оказываюсь у Абрамовых дома. Честно, не знаю, как Марселю удаётся объяснить это бабушке Алисе, но она не против.

Наверное, если бы дед не был в отъезде, не разрешила бы пойти в гости, а так…

— Ну чё, Джугели, как тебе наша студия? — наклонившись к моему уху, спрашивает Милана, которая, к слову, очень долго отказывалась воспринимать меня как часть компании.

— Круто.

— Это предки организовали, чтобы брат кукухой не поехал после того, как его выперли из секции.

Киваю.

— Он же у нас пацан проблемный. Родители боялись, что влезет куда-нибудь. Понимаешь, гены и всё-такое.

— Гены?

— Ну да. Батя в школе тихий ужас творил. Этот периодически ведёт себя так же.

— Сейчас затишье вроде.

— Это потому что ты появилась, — ухмыляется Милана. — Слышала бы, как он вчера указания нам давал. Мол, завтра придёт Тата, не подведите меня и всё такое. Бла-бла-бла.

— Кхм.

— И даже порядок в своей комнате навёл. Прикинь? Ваще не помню, когда это случалось крайний раз. Нонсенс!

Улыбаюсь и перевожу взгляд на Кучерявого. Он с сосредоточенным выражением лица перебирает струны гитары, что-то объясняя Паше.

— Скажи, Милан, а ваша тётя, ранее популярная исполнительница, известная под именем Саша Флэйм…

— Почему уехала с мужем в Америку? — заканчивает вместо меня. Видимо, вопрос этот очень популярный.

— На неё было два покушения. Во время концертов в Москве и Питере.

— Какой кошмар!

— Кошмар был на их свадьбе. Гостей и жениха с невестой пытались расстрелять бандиты.

У меня глаза на лоб лезут.

— Ага. Дядя Илья раньше в депутатском кресле сидел, у него оч много врагов было.

— Ясно.

— Тока это, я, если чё, ничего тебе не рассказывала.

— Ладно.

— Мы сами-то инфу нарыли в инете, уже будучи подростками. Предки обсуждать эту тему не хотят, а у самой Саши спрашивать про такое, язык не поворачивается.

— Понятное дело.

— Идём, надо помочь маме, — зовёт, подорвавшись с дивана.

— Хорошо.

— Я забираю Тату, мы наверх, — объявляет она громко. — За столом собираемся через… — поднимает мою руку с часами. — Пятнадцать-двадцать минут.

Марсель кивает, провожая нас взглядом.

Поднимаемся по лестнице и выбираемся из «подвала».

— Сюда.

Проходим через коридор в гостиную.

— Заглянем к Яго? Поменяю ему воду, — ведёт меня на балкон. Там в огромной клетке сидит большой, красивый, попугай. — Салют, хохлатый.

Птица, нахохлившись, молчит. Хотя я своими глазами видела кучу видосов, на которых он болтает без остановки.

— Не обращай внимания, у него депресняк, — Мила открывает клетку. — С наступлением зимы всегда так. Хандрит. Теряет перья. В прошлом году вообще чуть не облысел. Такой страшный был. Уродец.

— Сама уродец, — неожиданно отвечает Яго.

— Это Ромасенко научил, козлина.

— Сама козлина.

— Замолчи, пернатый.

— Привет-привет. Я-я-я-я Яго. Птичка-невеличка.

— О, смотри-ка, соизволил с тобой поздороваться.

— Привет, — подхожу к клетке, и попугай, цепляясь когтями за стальные прутья решётки тоже передвигается ближе ко мне. — Как дела?

— Ещё не родила.

— Оригинально.

— Яго споёт нам сегодня песенку? — спрашивает девчонка, наливая ему в поилку воды из бутылки.

Разглядываем друг друга.

Птица часто дышит и крутит головой.

— Видимо, нет. Стесняется. Погнали, Тата. Пусть депрессует дальше.

Уже собираемся выходить в гостиную, как до нас доносится это:

— На лабутэнах, на, и в охренительных штанах, на лабутэнах, на… — орёт вслед.

Смеёмся.

— Заценил твои кожаные штаны, — Милана толкает меня локтем в бок. — Нам прямо, — ориентирует, когда проходим мимо лестницы. — Наверху у нас спальни и комнаты для гостей.

— Красивый дом.

— Губернаторскому, судя по рассказам Марселя, уступает.