Запрет на любовь

Ужин проходит в непринуждённой обстановке. Видно, что ребята чувствуют себя комфортно. Судя по манере общения с родителями Марселя, они частенько бывают в доме Абрамовых.

— Ну чё, Ян Игоревич, отстроили вы дворец арабскому шейху? — интересуется Ромасенко прежде, чем отправить в рот отбивную. Целиком.

— Моё дело проектировать, не строить.

— Ну, спроектировали?

— Да.

— У меня фотки есть, — Марсель достаёт телефон и показывает присутствующим невероятной красоты сооружение.

— Хренамба… И сколько ж стоит этот замок Алладина? — присвистнув, чешет затылок Максим.

— Не выражайся. Очень дорого стоит.

— Сколько?

— Разбогатеешь — скину смету.

— Там столько нулей, что закачаешься, — хмыкает Марсель.

— Замечательно. А кому-то нечего жрать. Совсем эти грёбаные шейхи в Дубаях своих поохре… пообалдели, — исправляется, когда ловит предупреждающий взгляд Абрамова-старшего.

— Так, мужчины, ну вы сейчас сразу два правила нарушаете. Говорите о работе и пользуетесь телефоном, — нарочито недовольно подмечает Дарина Александровна. — А у нас, вообще-то, гостья за столом. Мне вот, например, интересно её послушать, а не про этих ваших шейхов. Тата, ты росла в Грузии, верно?

— Да, я провела своё детство в Тбилиси. Потом мы с отцом переехали в Москву.

— Ты прям грузинка-грузинка? — удивляется Милана.

— Да.

— Поэтому у ней имя такое странное? — кривится София.

— Не у ней, а у неё. Что странного? Красивое имя, необычное, — заступается за меня Марсель.

— Это имя является женской формой мужского имени Тато, означающего «отец». Таким образом, имя Тата можно перевести как «дочь отца».

Взрослые Абрамовы переглядываются. Едва заметно, но я обращаю на это внимание.

— У тебя есть братья и сёстры?

— Нет.

— Ацтой!

— Софа!

— Что? — пучеглазится девочка. — Это невесело, когда ты один. Даже подраться не с кем. А животные есть?

— Нет.

— Дважды ацтой.

— У отца аллергия на шерсть. Поэтому мы никого не заводили, — пожимаю плечом.

— Никогда-никогда? — искренне ужасается она.

— Никогда-никогда, — накалываю на вилку кусочек помидора.

— Пи-и-ипец! — качает головой.

— София, разговаривай нормально.

— Ладно, па. У меня ещё вопрос, — выпрямляясь на стуле, заявляет деловито. — Если ты жила в Москве, где наш дядя Рома, то откуда ты тут взялась на нашу голову, в Красоморске?

— Приехала к бабушке и дедушке.

— Жить?

— Да.

— Почему? — хмурится.

Что ответить? Откровенничать в мои планы не входило.

— Так получилось, — развожу руками.

— Что получилось?

Детская непосредственность — это, конечно, прекрасно, но иногда…

— Погостить к ним приехала, что ты пристала, Гномыч? — наезжает на неё Марсель, осадив тем самым взглядом, который очень похож на отцовский.

Надо отдать ему должное, только тогда София понимает, что стоит замолчать.

— Сын рассказывал, что ты играешь в теннис?

— Да.

— Дэн сказал, что Тата всех обыграла в местном клубе, — вступает в наш разговор Паша. — Тёть Даш, Крапивина от неё в шоке.

— Так вот кого Оля имела ввиду! Буквально на днях созванивались. Она хвалилась тем, что у неё появилась новая подопечная. Вторая Шарапова.

Такое сравнение льстит, конечно, но я ведь в адеквате.

— Шарапова? Это которая кричала всё время? — Ромасенко изображает, как отбивает ракеткой мяч. Всё это действо сопровождая не совсем приличными звуками, естественно.

— Завязывай, — получает очередной штрафной от Абрамова-старшего.

— Ага, она самая.

Ребята тихо смеются.

— До Шараповой мне далеко. Я просто с детства играю. На кубок России готовилась до того, как переехала.

— Ты не расстраивайся, — подбадривает меня мама Марселя, — Ольга Владимировна — сильный тренер. Возможно, всё у вас и получится.

Киваю.

— Вообще, я не собиралась здесь тренироваться. Это ваш сын привёл меня на корт. Просто поиграть, отвести душу.

— Отвела. Поиграла так, что Крапивину срочно позвали на улицу её коллеги, которые увидели Тату из окна, — усмехается парень.

— На самом деле, я рада, что снова занимаюсь. И что ребята приняли меня в свою компанию.

Впервые озвучиваю это вслух.

— Она ж у нас «умеет» заводить друзей, — хмыкает Ромасенко.

— Н-да… Знакомство с вашей компанией выдалось запоминающееся, — подхватывает Милана. — Как вспомню, приходит, — указывает на Марселя. — Орёт, что ни черта не видит. Мечется по дому, матерится. Глаза опухшие, красные.

— Я не хотела навредить. Мне пришлось воспользоваться баллончиком в целях самообороны.

— Правильно ты всё сделала, — одобряет мои действия Ян Игоревич.

— Фига се, спасибо, — благодарит его сын.

— Пожалуйста, — невозмутимо отражает родитель. — Сам виноват. Не так, что ли?

— Так.

— Джугели, зараза, шины нам тогда проколола.

— Ты мне за эти шины мстил долго и виртуозно, — поворачиваюсь к Ромасенко.

— Не за шины мстил. За то, что ментам слила.

— В той ситуации она поступила как взрослый, здравомыслящий человек, — опять же занимает мою сторону глава семейства. — Я уже говорил вам. Девчонке надо сказать спасибо за то, что влезла. Сидели бы щас на пару в местах не столь отдалённых…

— Не будем об этом, — вмешивается в беседу Дарина Александровна. — Скажи, Тата, трудно было тебе находиться тут, в Красоморске, первое время?