Запретам вопреки

— Молчит, поджав губы, и курит. Так сказать, карает меня молчанием. Не оправдал ее надежд. Я ведь замещал командира, который ушел в отпуск, и еще поговаривали, что его ждет повышение. Мне знакомый из штаба соединения намекнул, что теперь командовать своим БО я буду вполне законно и очередное звание — капитан третьего ранга — не за горами.

— Попрежнему настроен моря не покидать?

— Стряхну пыль с учебников и через полгода сдам за среднюю мореходку. Все-таки штурманское дело у нас в училище преподавали на совесть.

Якимов выпил рюмку, вгляделся в морскую даль, словно в свое неясное будущее, и твердо заявил:

— Когда-нибудь еще чего доброго стану капитаном.

— Что ж, молодец. Мир по крайней мере увидишь. А для нас этот мир — вот он, перед глазами. И другого мира не будет.

И товарищ Якимова с безжалостной точностью очертил пространство, которое включало в себя часть моря, берега бухты и стоящие у причалов корабли. И все это освещало никогда не заходящее летом солнце.

Через какое-то время Якимов, уже в штатской одежде, входил в свою тесноватую ленинградскую квартиру с охапкой толстых учебников, видел свою жену, сидящую перед телевизором и говорил ей с показным оптимизмом:

— Вот снова учиться начинаю. Ближайшая цель — диплом штурмана торгового флота. А потом и дальнего плавания.

Жена посмотрела на него с неопределенной усмешкой и спросила:

— Не поздновато ли? Тебе же предлагали по знакомству неплохую работу. Причем на берегу.

— Раньше, кажется, ты меня понимала.

— Старалась понять. Но всему, как известно, есть предел.

— Почему же? Вселенная, как мы знаем, беспредельна, — пытался отшутиться Якимов.

— У тебя, между прочим, есть еще и дочь, — напомнила жена.

— Жизнь заключается в бесконечном процессе ее познания, который, к сожалению, прерывается с нашим уходом, — неожиданно сказал Якимов, — так и не познав ее до конца.

— Все мудрствуешь, Якимов, — неодобрительно заметила жена. — Или это у тебя такой юмор?

— Он самый, — подтвердил Якимов. — Юмор — это своего рода протест против страха. А тебе юмора, кажется, недостает.

— Зато у тебя его в избытке, — отозвалась на это жена.

— Борюсь с его помощью со стрессом, который иногда возникает. Стресс — это ведь не то, что на нас действует, а то, как мы его воспринимаем. Вот послушай, как хорошо сказано о смехе и о смешном.

Он взял со стола какую-то книгу и быстро нашел место с закладкой.

— Отсутствие реакции на смешное бывает у тех, — читал Якимов, — кто лишен возможности вероятностного прогнозирования и способности к формированию версии о дальнейшем ходе событий. И еще: смех — это реакция на несостоявшиеся ожидания. И что казалось вероятным и значительным, оказалось абсурдом.

— И это все, что тебя теперь занимает? — спросила жена.

Якимов посмотрел на нее с грустной сосредоточенностью. "Как время меняет всех нас", подумал он. Вспомнились годы в училище и те случаи, когда его лишали за что-то увольнения в город. Обычно верные подруги курсантов, зная точное время начала увольнения, подходили к главному входу в училище. И через тех, кто уже выходил в город, шел обмен записками с теми, кто не смог в течение недели соблюсти своей дисциплинарной непорочности и им придется ждать еще неделю. Иногда в таком положении оказывался и Якимов. А его будущая жена была всегда образцовой курсантской подругой. "Как давно это было", ностальгически думал он. И он вспомнил вычитанный откуда-то афоризм, в котором говорилось, что во время сильной влюбленности часто теряют рассудок, но эту потерю обнаруживают уже в браке. Замечено также, что сильно выраженное чувство к другому странным образом мешает проявлению взаимности. Припоминая прошедшие годы, Якимов убеждался в том, что он любил свою будущую жену все-таки больше, чем она его. Вот годы, видимо, и расставили все по своим местам.

Прошло несколько лет и Якимов со старпомовскими нашивками на рукавах своей черной тужурки выкладывал деньги на стол перед сидящей за ним женой, перед которой лежал дамский журнал.

— Думаю, что это моя последняя зарплата старшего помощника, — сказал Якимов с усталой неторопливостью. — Через неделю будет заседать комиссия по присвоению звания капитана.

Жена молча собирала деньги со стола, а потом сказала:

— Поздравления тогда отложим на неделю.

Якимов хорошо помнил тот важный для него день. За длинным столом восседала комиссия из опытных старых капитанов. У председателя лицо было задубевшее от непогод всех морских широт, а на голове, как у молодого, непокорный чуб, только совершенно седой.

— Ну, что ж, вы, Якимов, ответили на все поставленные вам вопросы и комиссия готова вынести свое заключение.

Он оглядел всех сидящих за столом и закончил так:

— И, если она позволит, я его оглашу.

Члены комиссии согласно кивнули и заключение было оглашено:

— Якимов Павел Андреевич может быть использован капитаном на всех видах судов четвертой группы, то есть не свыше 2400 регистровых тонн.

И от себя председатель добавил:

— Но это для него, конечно, только начало и все мы когда-то с этого начинали.