Весь мой самоконтроль внезапно не выдержал и лопнул, будто истершаяся тетива лука. Эдмунд ведь был моим возлюбленным, мужчиной, который собирался на мне жениться. Должно быть, мое сознание оказалось в плену какого-то ужасного недоразумения, какой-то ошибки, которую Эдмунд мне объяснит, и тогда у нас с ним снова все будет прекрасно. Для этого мне нужно лишь поговорить с ним, в несколько шагов преодолеть разделявшее нас расстояние и потребовать… Потребовать – чего? Объяснений, полагаю. Почему он не подошел ко мне, своей единственной возлюбленной, как он сам меня называл? Почему не улыбнулся, почему не напомнил о своих страстных желаниях, целуя кончики моих пальцев? В горле у меня мгновенно пересохло, но я была решительно настроена выяснить все прямо сейчас.
– Не делайте этого.
Едва я успела сделать шаг в сторону Эдмунда, как почувствовала у себя на талии легкое прикосновение чьей-то ладони.
– Ричард!
Чуть позади у моего плеча стоял Уорик, проследивший за направлением моего взгляда.
– Но я должна…
– Не ходите к нему, – мягко перебил он меня. – Это бесполезно, Екатерина. А устраивать здесь сцену было бы с вашей стороны…
– Он сказал, что женится на мне, бросив вызов парламенту, – перебила я графа; в тот миг никакие сцены меня уже не смущали, но, несмотря на это, мне пока что удавалось говорить тихо.
– Бофорт не сделает этого. Теперь он на вас уже не женится.
– Как вы можете так говорить?
Я сопротивлялась, когда Уорик мягко потянул меня за руку, но он был настойчив и ловким маневром вывел меня из толпы в сторонку, к увешанной гобеленами стене.
– Я точно знаю, что он этого не сделает. Вам просто пока неизвестно, что произошло, поэтому послушайте меня, Екатерина. – Мы стояли в небольшом свободном пространстве; Уорик крепче сжал мою руку, заставляя сосредоточиться. – Было предпринято несколько новых шагов. Образно говоря, Глостер запер для вас все двери и на каждое окно повесил решетку.
– Но я это знаю, – возразила я. Неужели все так плохо? – Знаю, что теперь по закону я должна получить разрешение своего сына, чтобы выйти замуж, но это, конечно…
– Это еще не все. Там есть еще одна оговорка. – Уорик на миг запнулся. – Она будет иметь весьма серьезные последствия для вашего повторного брака. Кем бы не был ваш муж.
– Ох… – А вот теперь я испугалась по-настоящему.
– Любой, кто пренебрежет запретом и рискнет взять вас в жены без королевского согласия, потеряет все. – Лицо Уорика было суровым, когда он произносил эти жестокие слова, однако его глаза светились искренним сочувствием. – Он лишится своих земель и всего имущества, а также должности.
– Ох… – почти шепотом выдохнула я, впитывая зловещий смысл сказанного.
– Этому человеку будет отказано во всех чинах, милостях и покровительстве. Его продвижение по службе станет невозможным.
– Понятно.
– Для любого женитьба на вас… – слова Уорика звенели с беспощадной жесткостью, – будет означать самоубийство с точки зрения политической карьеры и положения в светском обществе. Вы это осознаете? Если бы Эдмунд Бофорт взял вас в жены, его бы уничтожили.
– Да, – услышала я свой голос как бы со стороны. – Да, я понимаю.
К моему горлу подкатил комок слез, пока Уорик отрывистым голосом один за другим приводил свои жестокие доводы, словно вгонял гвозди в гроб моих похороненных надежд и мечтаний. Некоторое время я стояла молча, по-прежнему держа графа за руки, пока все кусочки головоломки не встали на свои места, после чего стало очевидно, что, благодаря этому закону, искусно составленному мстительным Глостером, я не смогу выйти замуж за сколько-нибудь амбициозного человека. В документе никаких конкретных имен, конечно, не называлось, однако цель его была видна столь же отчетливо, как и подписи, которые под ним стояли. Мое сердце обливалось кровью, когда я думала о безжалостной неотвратимости прозвучавшего в словах Уорика предупреждения:
Значит, это конец, не так ли? Станет ли Эдмунд Бофорт кидаться в омут с головой, рискуя потерять все политические и социальные привилегии? Откажется ли ради меня от своих амбиций?
Гордо подняв голову и выставив подбородок вперед с твердым намерением не показывать, что я раздавлена тяжестью услышанного, я посмотрела туда, где видела Эдмунда в последний раз. Он был на прежнем месте, в окружении людей, правивших этим королевством от имени моего сына, как когда-то епископ Генрих, – Глостера, Хангерфорда, Уэстморленда, Эксетера, архиепископа Чичеле.
Эдмунд знал, кто может поспособствовать его успеху; знала это и я, рассматривая тщательно подобранную августейшую компанию. Бофорты были политическими хищниками, и продвижение наверх превалировало у них над иными интересами. Если прежде в моем мозгу еще теплилась глупая надежда, то увидев Эдмунда в этом обществе, я убедилась, что предостережения Уорика справедливы.