Запретная королева

– Будет лучше, если вы не станете к нему приближаться, – осторожно предупредил меня граф.

– Да, я понимаю. Прекрасно понимаю. – Я взглянула ему в лицо. – Как он может быть таким жестоким?

– Так он ничего вам не сказал?

Я лишь покачала головой; меня отвергли, и из-за осознания этого мне трудно было говорить.

– Мне очень жаль вас. Дело в том, что Эдмунд Бофорт видит в этом не жестокость, а политическую необходимость. Чисто прагматическое решение. И так считают все Бофорты. Их с колыбели воспитывали в этом духе.

– Даже если ценой всему – мое разбитое сердце?

– Даже так.

– Он написал мне, что будет верен нашей любви…

– Мне действительно очень жаль, Екатерина, – участливо повторил Уорик.

– А вы ведь меня предупреждали. – Мои губы изогнулись, но улыбки не получилось.

– Я помню. Но я не думал, что вам причинят такую боль, да еще и подобным образом.

Я снова посмотрела туда, где Эдмунд смеялся над какой-то шуткой Глостера, отреагировав на нее театральным жестом, так хорошо мне знакомым. Ох, как же мне было больно! Меня накрыла волной горькая безысходность; все мои мечты о счастье развеялись, словно солома на ветру, оставив меня сломленной и опустошенной.

В ту ночь я взяла с собой в постель страдания и слезы. Плохая компания, чтобы коротать долгие бессонные часы. Однако утром я встала совершенно в другом настроении.

– Миледи. Мы могли бы поговорить?

Поклон его был просто образцом элегантного уважения, и когда он взмахнул своим бархатным беретом, мне показалось, будто его рыжевато-каштановые волосы сияют в лучах утреннего солнца.

В моей голове мягко пульсировала злость. Он пренебрег мной, отказался, как от охромевшего боевого коня, в котором больше нет проку. Когда Эдмунд выпрямился в полный рост со сложным выражением на обаятельном лице – сочетание самоуничижения и печального осознания своей вины, – я вдруг почувствовала, что мой гнев, прежде тихо бурливший в груди, опасным образом приближается к точке кипения. Я даже не знала, что способна испытывать столь неистовую ярость.

Все это происходило в большом холле, где повсюду сновали пажи и слуги, торопившиеся выполнить распоряжения своих хозяев, и куда я вышла, отправляясь к утренней мессе в сопровождении Гилье. Об уединении в Вестминстере не могло быть и речи, да я и не собиралась удостаивать Эдмунда Бофорта такой роскоши. Если бы он хотел побыть со мной наедине, ему следовало бы приехать в Виндзор.

– Оставайся со мной, – велела я Гилье, замедлившей шаг и отступившей было назад, когда Эдмунд с присущим ему обаянием отвесил мне поклон и замер в драматической позе.

И в тот самый миг под складками его доходившей до колен красивой туники с зелеными и золотыми вставками, под шоссами и драпированным бархатом капюшоном я наконец увидела этого человека таким, каким он был на самом деле, разглядела его притворство и живописную фальшь (направленные на то, чтобы завоевать мою благосклонность), а также его неуемные амбиции и стремление играть важную роль в английской политике. Он был Бофортом до мозга костей, но тем не менее выглядел достаточно впечатляюще, чтобы мое глупое сердце в очередной раз встрепенулось.

Эдмунд улыбался, уверенный взгляд его ясных глаз пытался встретиться с моим, но… Мое сердце вдруг перестало испуганно трепетать, и я никак не отреагировала на эти ухищрения. Я даже не подумала о том, чтобы ответить ему реверансом, а лишь стояла, гордо выпрямив спину и аккуратно прижав руки к талии, и ждала, что он скажет в свое оправдание. Вчера Эдмунд держался со мной подчеркнуто официально, как с вдовствующей королевой. А сегодня я и сама буду вести себя соответствующим образом и обуздаю ярость, горячим клубком засевшую у меня внутри.

– Королева Кэт. Вы, как всегда, восхитительны.

Эдмунд был жалок. Неужели он считал меня настолько поверхностной и думал, будто меня можно успокоить пустой лестью?

– Почему вы ничего мне не сказали? – требовательным тоном спросила я.

Я несколько потрясла его своей прямотой, однако Эдмунд ответил без колебаний:

– Я скажу вам все сейчас. Но сначала должен заметить, что вы по-прежнему самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.

Он был сама надменность и самомнение. Мне казалось, что я вижу, как лихорадочно работает хитрый мозг истинного Бофорта, пока его хозяин обаятельно улыбается мне, изливая льстивые речи. Мой гнев не исчез, он варился на медленном огне. Я не стала понижать голос: сегодня я была не в настроении для компромиссов или осмотрительности.

– Вам следовало приехать ко мне и сказать, что вы больше не можете на мне жениться. Вы должны были лично явиться в Виндзор.

– Не можем ли мы с вами поговорить наедине? – вкрадчиво поинтересовался Эдмунд, со знанием дела, очаровательно выгнув красивые брови.

– Нет.

Его улыбка – тоже весьма впечатляющая – сменилась выражением смиренного раскаяния.

– Да, мне следовало приехать. Это было ошибкой, весьма прискорбной. Я заслуживаю вашего презрения, миледи, и теперь могу лишь молить о прощении. Я думал, вы все поймете…