Запретная королева

Соблюдая формальности дворцового этикета, тяжелого, как подбитая горностаевым мехом мантия, оттягивавшая мне плечи, я величественно шла рядом с Юным Генрихом мимо выстроившихся в ряд придворных, а те изящными поклонами приветствовали своего короля. Это был еще один визит в Вестминстер, предвосхищавший стремительно приближающийся день, когда мой сын будет официально коронован на царство в Англии.

Времена его детских приступов гнева миновали, и теперь он держался с очаровательным достоинством. Несмотря на быстро растущие руки и ноги, его лицо оставалось ангельски милым и бледным; волосы под шапочкой были аккуратно расчесаны, с губ не сходила довольная улыбка, а округлившиеся от возбуждения глаза глядели по сторонам. До тех пор пока не остановились на Эдмунде Бофорте, графе де Мортене.

– А можно я поговорю с ним сейчас? – шепотом спросил у меня Юный Генрих. – Мне нужно кое-что ему сказать.

– Конечно, нужно, понимаю. Однако сперва ты должен поприветствовать своего дядю Глостера, – тихо ответила я.

Мне тоже следовало набраться терпения. Дни, миновавшие с тех пор, как я прочла письмо Эдмунда (их было не так уж и много), показались мне годами. Сколько раз я перечитывала его послание, подпитываясь надеждой, которой были пронизаны строки. Теперь же всего несколько минут отделяли меня от того момента, когда я встану рядом с Эдмундом и мы открыто объявим о нашей любви. Я улыбалась, чувствуя счастье, окутывавшее меня, будто сусальное золото, которым мастер покрывает икону. Да, мы с Эдмундом будем вместе.

Генрих с важным видом кивнул и продолжил путь, оставив меня позади, и я была вынуждена изо всех сил сохранять видимость спокойствия ума и тела. Я заметила Эдмунда еще до того, как его разглядел мой сын, и тоже едва не выкрикнула его имя. Ладони мои вспотели от нетерпения, сердце бешено стучало в груди, и я почувствовала, что мне трудно глотать.

А вот и Эдмунд, стоит справа от меня, согнувшись в изящном поклоне. В ожидании я повернулась к нему, однако наши глаза не встретились, даже когда он полностью выпрямился и улыбнулся моему сыну. А вот мне Эдмунд Бофорт почему-то не улыбнулся. Мое сердце снова билось в обычном ритме, и я мысленно отчитала себя. Здесь слишком много посторонних глаз: нельзя открыто демонстрировать свои чувства. Разумеется, мы с Эдмундом и не могли бы прямо сейчас заявить о своей любви. Но уже скоро, очень скоро…

Уверенной, грациозной походкой я продолжила движение по предписанному протоколом маршруту, слегка кивая головой тем, кто приветствовал меня, и останавливаясь за спиной у Генриха, когда его останавливали, чтобы кого-то ему представить. Со всех сторон нас с сыном приветствовали и, кланяясь, заверяли в преданности. Глостер, Уорик, голубая кровь Англии. А затем из общей массы выступил Бофорт и мой сын наконец лично обратился к своему любимому кузену:

– Мы скучали по вам, Эдмунд.

– Прошу простить меня, сир. Я был занят вашими делами во Франции, – торжественным тоном ответил Эдмунд, приложив ладонь к сердцу.

– Знаю. Вы теперь граф де Мортен. А у меня новая лошадка, – с гордостью сообщил Генрих. – Но, правда, она не такая красивая, как ваша.

– Не могу поверить. Если это животное подарил вам лорд Уорик, оно наверняка великолепно.

– Вы еще приедете к нам в Виндзор? Когда ударят морозы, вы научите меня кататься на коньках, как когда-то мою маму?

– Конечно, с превеликим удовольствием, сир.

И Эдмунд шагнул назад, уступив место следующему придворному.

Какой он добрый, отрешенно подумала я. Как чутко и предупредительно отвечал моему маленькому сыну. Но при этом оказался удивительно жестоким по отношению ко мне. Ни разу во время этого короткого диалога, ни разу после адресованного мне учтивого кивка Эдмунд Бофорт не взглянул на меня. Вместо этого мне предоставили возможность созерцать благородный профиль этого улыбающегося, уверенного в себе, надменного человека.

Неужели я ошибалась? Мне никак не удавалось хоть немного упорядочить свои мысли, мечущиеся из стороны в сторону. Так Эдмунд нарочно меня игнорировал? Я пыталась подавить охватившую меня панику. Наверное, он просто счел необходимым проявить осмотрительность. Но то, что Эдмунд отворачивался от меня и не обменялся со мной ни единым словом, мне было трудно понять и принять. И почти невозможно простить.

Совершенно очевидно, что он мог бы заговорить со мной, как с королевой-матерью, поскольку приходился кузеном моему сыну, и это не вызвало бы пересудов среди придворных. Паника стала стихать, дыхание снова выровнялось. Конечно же, Эдмунд поговорит со мной, когда закончатся все эти протокольные формальности. Обязательно поговорит.

– А когда вы приедете в Виндзор, мы еще раз распакуем костюмы и маски? – сквозь шум в ушах услышала я голос Юного Генриха, опять обращавшегося к Эдмунду.