Запретная королева

Жар! Да, именно так: меня вдруг ненадолго бросило в жар, но это ничего не значит, решила я. Я стала жертвой мимолетного приступа вожделения, примитивной физической тяги к красивому мужчине, вызванной зноем и неимением ничего лучшего, на чем можно было бы сосредоточить внимание. Наваждение уже закончилось. Должно закончиться, умереть. А если оно все-таки не умрет, я его уничтожу.

С глаз долой, из сердца вон. Это ли не лучший рецепт в подобных ситуациях? По приказу Глостера я отправилась в Вестминстер вместе с Юным Генрихом, оставив всех своих домочадцев, включая Оуэна Тюдора, в Виндзоре. Целую неделю я наслаждалась торжествами при дворе, а также шумом и суетой Лондона. Каждый день я радовалась, видя, как мой маленький сын под чутким наставничеством Уорика становится все больше похож на настоящего короля. Я блаженствовала, надевая красивые платья и еще более красивые драгоценности, упиваясь тем, что уже успела позабыть в своей тихой, уединенной жизни.

И каждый божий день я возводила новые бастионы против мыслей об Оуэне Тюдоре. «Я не буду думать о нем, – твердила я себе. – Он мне вовсе не нужен». Я улыбалась, танцевала, пела, весело смеялась выходкам придворного шута. Я должна была доказать себе поверхностность своего влечения к мужчине, который занимался обустройством моей повседневной жизни, с тех пор как умер Генрих.

Когда мне наконец удалось прожить целый день, не вспоминая о Тюдоре, я вздохнула с облегчением. Это было серьезное достижение – моей одержимости пришел конец. Отчаянное одиночество, накатывавшее на меня во сне, можно было не принимать во внимание. Безрассудное наваждение закончилось.

Однако в силу сложившихся обстоятельств нам пора было возвращаться в Виндзор.

* * *

Не прошло и часа с тех пор, как мы вернулись, а безнадежность моего плана проявила себя ярко, в полной мере. Домочадцы ненадолго собрались в конце дня, чтобы выпить последний на сегодня глоток эля, взять кусок хлеба и свечи. Все это происходило под зорким взглядом господина Тюдора, демонстрировавшего ту же точность и сдержанность, что и всегда в моем присутствии независимо от дел, которые он выполнял.

Дворцовый распорядитель протянул мне свечу.

– Доброй ночи, миледи. – Он был воплощением добродетели и благочестия. – Как хорошо, что вы вернулись и снова с нами.

Мне же казалось, будто пространство между нами объято пламенем. Каждый мой вдох был наполнен жгучим желанием коснуться этих пальцев, держащих свечу, или как бы невзначай задеть Тюдора, отдавая ему чашу из-под эля. Мое недолгое отсутствие нисколько не утолило эту безумную жажду.

– Да хранит вас Господь и все его святые, миледи, – тихо сказал он, напоследок почтительно склонив голову.

Испытывал ли Тюдор ко мне хоть какие-то чувства? Очевидно, нет. Он видел во мне лишь вдовствующую королеву.

Но когда я направлялась в свою спальню, прикрывая ладонью пламя свечи от сквозняков, я вспомнила, что при расставании наши взгляды на краткий миг встретились. В ту ночь мой валлийский дворцовый распорядитель прокрался в мое сознание, несмотря на то что я это запретила. Он проник в мои сны, и ближе к рассвету я уже оплакивала крушение своих надежд.

Как могло случиться, что я жаждала Оуэна Тюдора, в то время как он вообще не видел во мне женщину? Это было несправедливо, и я ругала себя, одновременно презирая за то, что не в силах его отвергнуть.

«Прогони его, уволь!» – настойчиво шептал мне внутренний голос.

Но я не могла даже помыслить об этом.

* * *

Я честно старалась не смотреть на Оуэна Тюдора. Старалась не позволять своим глазам следить за тем, как он пересекает Большой зал, – получалось это у меня так же, как у Юного Генриха, когда его взгляд застывал при виде подаваемого в конце трапезы блюда с любимым пюре из густого меда и хлеба. Я изо всех сил старалась не обращать внимания на очертания тела Тюдора, угадывавшиеся под безукоризненным нарядом.

Но оказалось, что это невозможно. Был ли Тюдор облачен в черный дамаск с золотой цепью на шее, в котором присутствовал на пиру, или в обычные повседневные одежды из шерсти и кожи, я видела, как играют его мышцы, живо представляя себе их контуры и форму. Оуэн Тюдор надежно поселился в моем сердце, став настоящей занозой.

Я поймала себя на том, что невольно перебираю в уме то немногое, что знаю о нем. Как долго он уже занимается моими делами? Думаю, лет шесть, но, поскольку Тюдора назначили, а не я сама его выбрала, я прежде обращала на него мало внимания и ничего не знала ни о его семье, ни о предыдущей жизни. Знала лишь, что он пользовался покровительством сэра Уолтера Хангерфорда, служил стюардом при дворе Генриха и находился во Франции в свите Генриха, когда я выходила замуж.

После смерти Генриха, когда все мое окружение полностью укомплектовали бывшими людьми моего мужа, господина Тюдора назначили моим дворцовым распорядителем. Я знала лишь, что со своими обязанностями он справлялся безупречно и без всякого вмешательства с моей стороны: Оуэн научился этому у настоящего мастера своего дела.