Но что мне было известно о нем как о человеке? Ничего. Я не знала о Тюдоре ничего, кроме того, что, если я отдавала какой-то приказ, он исполнялся немедленно, без каких-либо возражений – иногда даже прежде, чем я высказывала его вслух. Я вдруг осознала, что за все эти годы Тюдор не произнес в моем присутствии и дюжины слов, которые не касались бы моего приказа. Я была подавлена тем, что так мало знаю о человеке, который столь усердно мне служит.
Но сейчас я хотела от Тюдора большего, чем просто безучастно точное выполнение обязанностей.
Как я могла опуститься до того, чтобы провожать своего слугу страстным взглядом, точно томящаяся от преданной любви собака, тоскующая по отсутствующему хозяину? Я спешно отвернулась и направилась к лестнице в свои покои, чтобы не видеть, как Тюдор вытянул вверх руку, помогая молоденькой служанке с кухни заменить свечи в одном из канделябров, а потом рассмеялся, когда она неловко уронила одну из них.
Во рту у меня пересохло, будто после длительной жажды. Я что, всю жизнь провела в пустыне? Почему этот огонь зажегся во мне от такой банальной, казалось бы, вещи, как мужской смех, от которого по коже пробегали мурашки?
Однако это вовсе не было похоже на мою влюбленность в Бофорта. Эдмунд намеренно старался меня очаровать, завоевать своими подарками и экстравагантными поступками, увлечь задушевными разговорами и нелепыми проявлениями якобы высоких чувств, которые заставили меня настолько забыть о своем возрасте и статусе, что я вообразила себя молоденькой девушкой, которая вольна потакать своим эмоциям. Я подверглась искушению, была околдована и настолько увлечена, что не смогла рассмотреть под внешней позолотой неприглядную ржавчину откровенных политических амбиций.
А вот Оуэн Тюдор совершенно не стремился меня очаровать. Мне даже казалось, будто все наоборот, – он пытается оттолкнуть меня. Когда бы и о чем бы я с ним ни заговорила, он неизменно держался с подчеркнутой сдержанностью, речь его была краткой и немногословной. Тюдор, должно быть, заметил мой интерес, решила я, и теперь пытается его пресечь – ради своего и моего блага. Я вынуждена была предположить, что мой слуга более проницателен, чем я, ведь он держал меня на дистанции умело и настойчиво. Интересно, все ли женщины чувствуют себя такими же несчастными, как я, столкнувшись с мужчиной, который их не хочет?
Однажды, встав утром с постели после беспокойного сна, я непонятным образом, словно в миг ослепительного озарения, вдруг поняла, что за лихорадочный жар преследовал и мучил меня. Это было не физическое желание, отличающееся нетерпеливостью. Не потребность в восхищении и поклонении, не реакция на утонченное соблазнение. Я не хотела этого, не искала, однако вопреки доводам разума безнадежно влюбилась! Мне казалось, будто я лечу, падаю в бездонный колодец.
И как мне теперь с этим жить? Вечно любить, оставаясь нелюбимой?
Но при мысли о том, что я никогда больше не увижу Тюдора, я вся сжималась.
– Есть ли какое-то средство, чтобы унять любовный пыл, Гилье? – спросила я, не обращая внимания на то, что при таком неожиданном вопросе у нее полезли глаза на лоб.
– Говорят, в таких случаях полезно натереться мазью из мышиного помета.
Я отвернулась, чтобы случайно не встретиться взглядом со служанкой. Нет уж, лучше я буду жить с этим желанием и болью, которое оно мне причиняет, пусть даже без взаимности. Мой ритуал отречения был притворством, насмешкой над правдой жизни, ведь разве может молодая женщина, в жилах которой играет горячая кровь, всерьез полагать, будто ей удастся прожить без мужчины? Я вся пылала при мысли о Тюдоре, и от языков этого огня вспыхнула крошечная искорка мятежного сопротивления.
Я поняла, что должна сделать. Моя мать пошла на поводу у своих низменных страстей; с ее дочерью этого не случится. Я буду играть роль вдовствующей королевы с достоинством и рассудительностью, которых от меня ожидают. И увольнять господина Тюдора нет никакой необходимости, ведь я не стану искать с ним встречи, даже если в глубине своего сердца буду продолжать любить его. Я торжественно поклялась себе в этом, стоя на коленях перед образами.
А затем Оуэн ко мне прикоснулся.
Я подумала, что прежде такого не случалось. Слуга вообще не мог прикоснуться к королеве, если она его об этом не попросит, но на сей раз вышло так, что я оказалась в его объятиях, хотя ни я, ни он этого не планировали.