Запретная королева

Это лицо, которое я по-прежнему видела в профиль, – внушительный лоб, изящно очерченные скулы, – как будто высекли из гранита, но я заметила, как судорожно сжались челюсти Тюдора, когда я отвергла то, что он предлагал. Между нами опять были прежние официальные отношения слуги и госпожи, тяжелые и удушливые, будто один из этих наблюдавших за нами гобеленов. А я тем временем продолжала барахтаться в трясине смятения, в которую сама себя столкнула. Сначала я попросила Тюдора сказать мне правду, а затем у меня не хватило смелости ее принять. Но я слишком долго робела. И потому нарушила молчание:

– Да. Да, госпожа должна была это предвидеть. И ей не следовало ставить слугу в неловкое положение. – Я беспомощно ускользнула назад, в рамки формального общения, ведь это был единственный способ, с помощью которого я могла высказать то, что думаю. – А поскольку ей нужно было быть более деликатной по отношению к слуге, теперь необходимо, чтобы она тоже была откровенна с ним.

– Нет, миледи. – Оуэн Тюдор отступил от меня на шаг, и его лицо стало непроницаемым, однако я последовала за ним, изумляясь руководившей мною дерзкой отваге.

– Да. Да. Госпожа ценит своего слугу. Она высокого мнения о его талантах. – Боясь пожалеть о сказанном, я торопливо продолжила: – И ей хочется, чтобы он прикоснулся к ней. Чтобы напомнил о том, что она тоже человек из плоти и крови, а не статуя из бесчувственного мрамора. Она хочет, чтобы он показал ей, что он имел в виду, когда говорил о благоговении.

Царственным, властным жестом я протянула Тюдору руку, хоть и понимала, что он может не взять ее, а я никак не смогу наказать его за неповиновение. Самым разумным с его стороны было бы с презрением отвергнуть этот жест.

Я ждала, рука моя слегка подрагивала на весу вплотную к покрытым декоративной эмалью звеньям цепи дворцового распорядителя, но все же не касалась их. Решение должен был принять Тюдор. И когда мне уже казалось, что больше ничего не произойдет, он взял мою руку и поднес ее к губам лаконичным учтивым движением. Прикосновение его холодных губ к моим пальцам было легким и мимолетным, но у меня возникло ощущение, будто они оставили отпечаток в моей душе.

– Слуга сознательно ведет себя дерзко, – заметил Тюдор.

Этот поцелуй можно было бы счесть формальным проявлением уважения, но дворцовый распорядитель не отпускал мою руку.

Я провела языком по внезапно пересохшим губам.

– Чего же, учитывая сложившиеся обстоятельства, этот дерзкий слуга сейчас хотел бы больше всего? – спросила я.

Ответ прозвучал хрипло и мгновенно.

– Оказаться наедине со своей госпожой в комнате, где им никто бы не мешал, запереться от всего мира и оставаться там так долго, как пожелает он сам и его дама.

Мне и прежде трудно было дышать, теперь же мое дыхание и вовсе прервалось. Я в упор смотрела в глаза Тюдору, а он смотрел на меня.

– Но это невозможно… – повторила я.

– Невозможно. – Моя рука тут же снова оказалась на свободе. – Как вы уже сказали, это не подобает слуге.

– Мне не следовало задавать вам такие вопросы.

Глаза Тюдора, прежде горевшие нетерпением, – хотя, может, это был и гнев, – вдруг потухли, а руки безвольно опустились; ответ его был ужасен своей прямотой.

– Да. Как и мне не следовало выкладывать то, что, как вам казалось, вы хотели обо мне знать, потому что потом у вас не хватило смелости это принять. Сегодня было сказано слишком много, миледи, но кто об этом узнает? Эти вышитые фигурки – молчаливые свидетели, а того, что сплетни могут пойти дальше, вам опасаться не стоит. Простите, если я вас смутил. Я не желал этого и никогда не повторю сказанного. Мне следует смириться с тем, что мое валлийское происхождение и зависимое положение лишают меня возможности делать выбор самостоятельно. А теперь мне пора; прошу извинить меня, миледи.

Широкими шагами Оуэн Тюдор покинул комнату, оставив меня в смятении чувств; я пыталась мысленно сложить в единое целое обрывки этого захватывающего разговора. Что было сказано здесь за последние несколько минут? Что он хочет быть со мной. Что он желает и боготворит меня. Я открыла ему свое сердце и мысли – а затем из-за собственной слабохарактерности пошла на попятную и оттолкнула его. Он обвинил меня в недостатке смелости, но это ведь не так! И я это докажу.

Я выбежала вслед за Тюдором в прихожую и дальше в галерею, где его, по-видимому, поджидал один из пажей, при моем приближении мгновенно сбежавший. Но даже заслышав мои шаги, Оуэн Тюдор продолжал удаляться в выбранном направлении.

– Господин Тюдор!

Он резко остановился и очень медленно повернулся ко мне лицом – лишь потому, что обязан был это сделать.

Отбросив приличия, я подбежала к нему через всю галерею, но остановилась довольно далеко, давая ему возможность принять или отклонить то, что я должна была сказать.

– Но госпожа тоже этого хочет, – как-то нескладно заявила я. – Я об отдельной комнате и запертых дверях…

Тюдор выглядел опешившим, как будто я его ударила.

– Вы правильно поступили, рассказав мне, что у вас на сердце, – торопливо продолжала я. – Потому что у меня на сердце то же самое.