ФитцХью закивал головой и слабо улыбнулся.
– Позвольте дать вам совет, миледи. И сделать предложение. Вам и вашему супругу.
Оуэн бросил на него изучающий взгляд:
– Не хотите ли вы сказать, милорд, что намерены спутать планы Глостера?
– Может быть, может быть. Его безмерные амбиции порой вызывают у меня раздражение. – Улыбка епископа стала шире. – Но перейдем к делу. Ваш брак законен, это не вызывает сомнений. У вас есть свидетельство, подписанное вашим духовником, и Совет ничего не может тут поделать – а если честно, большинство его членов и не хотят этого. Тем не менее Глостер продолжает настаивать, что вы преступили закон. Могу ли я сделать вам предложение: пусть ваше дитя родится под покровительством Святой Церкви?
– Не вижу в этом необходимости, – не слишком уверенно ответила я.
– Возможно, пока такой необходимости нет. – Морган поднял на нас благочестивый взгляд. – Но если вдруг возникнет… если вдруг встанет вопрос о законности рождения этого ребенка…
– Приняв наше приглашение, вы сможете пресечь любые происки, – закончил его мысль ФитцХью. – Я предлагаю вам на всякий случай обезопасить себя – и вашего ребенка, – обеспечив безусловную благочестивую законность его рождения.
– Но я не понимаю зачем…
Мне хотелось поскорее уйти, я боялась быть втянутой в заговоры и контрзаговоры. Я устала сверх всякой меры. Все, что мне было нужно сейчас, – это поселиться у себя в поместье, подальше от всех этих надоедливых посторонних взглядов. Но, почувствовав, как муж неожиданно сжал мою руку, я умолкла на полуслове.
– Милорд епископ прав, любовь моя. – В суровом тоне Оуэна слышалось понимание, в каком свете может видеться наш союз остальному миру. – Или вы хотите, чтобы наших детей называли незаконнорожденными?
– Этого никогда не будет.
– Да, но лучше быть уверенными в этом, – посоветовал ФитцХью, терпеливо воспринимавший мои сомнения. – Одно из моих поместий – Мач Хедхем Пэлас, расположенное неподалеку от вашего замка в графстве Хартфордшир, – полностью в вашем распоряжении. Можете приехать туда, когда вам будет угодно. – Он просиял. – Ваш ребенок родится в лоне церкви Святой Богородицы, в окружении, освященном духовной благодатью. Может получиться так, что вам – и вашему ребенку – понадобятся друзья. Для меня было бы честью считать себя одним из них. – Глаза епископа возбужденно блестели.
– И для меня тоже, – добавил епископ Морган. – Нам обоим была близка политическая линия вашего мужа – короля Генриха, я имею в виду. И мы считаем своим долгом поддержать вас в это непростое время.
Оуэн удивленно поднял брови:
– Но Глостер будет вне себя от ярости.
– Да, и что с того? – улыбнулся ФитцХью. – Так вы принимаете мое предложение?
– Да, милорд, – торопливо ответил Оуэн, пока я не открыла рот. – Принимаем. С искренней благодарностью.
– Вот и прекрасно. Вы здравомыслящий человек.
Трое мужчин пожали друг другу руки в знак согласия, не обращая на меня никакого внимания, после чего епископ Морган сделал еще одно, последнее, но очень важное замечание.
– А вам известно, миледи, что в законе есть и другие положения, оговаривающие случай, если вы повторно выйдете замуж, с позволения Совета или без него?
Нет, этого я не знала. Вероятно, по моему лицу было заметно, что сообщение его преосвященства повергло меня в шок, сменившийся вспышкой гнева.
– Все дети, родившиеся в вашем браке, – епископ Морган слегка склонил голову, выразительно глядя на нас с Оуэном, – будут признаны сводными братьями короля.
– И Глостер об этом знал!
– Разумеется.
Мое презрение к герцогу стало еще сильнее, а тут появился и он сам, словно взрыв моей ненависти вызвал его сюда; спустившись по лестнице, Глостер пересекал внутренний двор, следуя за группой епископов, являвшихся членами Совета. Властным, не допускающим возражений жестом он махнул рукой Оуэну. Напряженно прищурившись, я смотрела, как мой муж, который был уже в седле, направил коня в сторону герцога королевской крови, а потом, склонив голову, стал внимать его резким высказываниям.
Я не слышала, о чем они говорили, но это было отнюдь не дружеское прощание. Рука Глостера лежала на эфесе меча. Оуэн покачал головой и поднял ладонь, как будто отказывался от чего-то, затем натянул поводья и развернул коня; Глостер остался стоять, хмуро глядя ему вслед.
В молчании Оуэна чувствовалась холодная ярость, и я не стала приставать к нему с расспросами. Но потом все-таки не выдержала и при первом же удобном случае по дороге к Мач Хедхему спросила:
– Что сказал вам Глостер?
– Ничего такого, что могло бы вас обеспокоить,
Я не поверила ему. Глаза моего мужа по-прежнему пылали, губы были упрямо сжаты, но я вынуждена была признать поражение. Его замкнутость порой меня просто бесила.