Я продолжала говорить и, не ожидая одобрения того, что наметила сказать ранее, повторяла самые яркие из уже подействовавших доводов; если бы мне пришлось на коленях просить членов Совета дать мне то, чего я хотела больше всего на свете, я бы пошла и на это.
– Сейчас моему сыну девять. И он уже несколько лет не нуждается в постоянной материнской заботе. Люди, которым поручено заниматься его образованием, – поручено, к слову сказать, именно вами, милорды, – все очень образованные и доброжелательные, под стать возглавляющему их лорду Уорику. – Я почтительно кивнула головой в его сторону. – Так и должно быть. Все эти годы мое лоно было пустым. Неужели вы хотите, чтобы я похоронила себя заживо? Даже с Пресвятой Богородицей такого не было. Ведь после рождения младенца Христа у нее были и другие дети.
Где я отыскала в себе столько дерзкой смелости? На Оуэна я ни разу не оглянулась; он сейчас был мне не нужен: меня подхлестывало осознание силы его любви. Был напряженный момент, когда меня накрыло острое желание взять мужа за руку, но я все же не сделала этого. Я должна была пройти это одна, должна была выстоять перед судом, ведь эта атака была направлена не на Оуэна, а на меня.
– Это святотатство, – послышался чей-то грубый голос, – сравнивать себя с Пресвятой Богородицей!
Я сразу же узнала пренебрежительный тон архиепископа Кентерберийского.
– Помилуйте, милорд, что вы! Это не святотатство, – возразила я. – Пресвятая Дева действительно стала матерью в общечеловеческом понимании этого слова. Сыновья Ее приходились братьями Господу нашему Иисусу Христу, и Он сам их признал. Она бы поняла мои чувства, так почему же вы, милорды, не можете их понять?
В зале послышался ропот.
– В ваших словах что-то есть, мадам.
Возможно ли, что это осторожное замечание епископа Лондонского свидетельствует о том, что у нас в Совете появился еще один союзник? Я подумала, что его преосвященство, скорее всего, не столько поддерживает меня, сколько демонстрирует противостояние архиепископу, но мне было все равно – я готова была ухватиться за любую соломинку.
– Пресвятая Богородица – образец милосердия для всех нас, милорд, – сказала я, улыбаясь ему и остальным членам Совета самой чарующей из всех своих улыбок.
– Аминь, – нараспев отозвался епископ.
И что теперь? В заседании наступила короткая пауза. Я чувствовала, что дрожу, но тут снова – наверное, от отчаяния – решила ускорить события, удивляясь собственной безрассудной смелости.
– Так что же дальше, лорд Глостер? Я изложила дело. Мы свободны и можем идти? Чтобы в дальнейшем жить вместе в освященном Господом союзе, законность которого неоспорима?
Я тихо вздохнула, когда Глостер, ни на миг не усомнившись, тут же принял мой вызов.
– Мы еще не закончили. Мужчина, женившийся на вас без высшего позволения, должен лишиться имущества. Вы преступили закон и обязаны за это заплатить.
– У моего мужа нет имущества, – тихо сказала я.
– Тогда он заключил славную сделку, верно? – Насмешливое презрение Глостера пропитало воздух в зале – только что не сочилось по стенам. – Это же надо! Соблазнить такую богатую и влиятельную даму!
Я боялась посмотреть на Оуэна. Каждый мускул его тела звенел от контролируемой ярости, рвавшейся наружу.
– Никто никого не соблазнял, – возразила я. – Своими догадками, милорд, вы унижаете и меня, и Оуэна Тюдора. У меня есть голова на плечах, и я способна сама сделать выбор. Господин Тюдор не пытался меня соблазнить. Все эти годы, с тех пор как я овдовела, он служил у меня дворцовым распорядителем. Но любовь коснулась наших сердец лишь в самое последнее время. Так что он не соблазнял меня и не принуждал к браку вопреки моей воле.
Это был сильный аргумент.
– Но лично мне кажется, что женитьба на мне не так уж и выгодна господину Тюдору, – продолжала я. – В конце концов, из-за этого ему пришлось предстать перед Королевским советом – зачем это ему? Да, я женщина богатая, что же до моей влиятельности… Ну каким влиянием я обладаю? Я бы сказала, никаким. Женившись на мне, Оуэн Тюдор не поднимется по карьерной лестнице к вершинам величия. И мы к этому не стремимся. Не ищем блестящей жизни при королевском дворе. Мы хотели бы поселиться в уединении. – В горячей просьбе я протянула к членам Совета руки. – Милорды, это все, о чем я прошу: признайте факт моего замужества и позвольте жить так, как я хочу, и там, где я выберу.
Но Глостер еще не закончил.
– Как вы могли выбрать в мужья человека, дискредитированного в глазах закона?
– Я выбрала человека, обладающего чувством собственного достоинства. Человека честного и прямого, милорд.
– Человека чести, вы говорите? – О, было заметно, что, услышав от меня эти слова, Глостер был очень доволен и даже злорадствовал. Наконец-то он нашел слабое место в нашей обороне, и я сразу поняла, к чему он клонит. – И когда же родится бастард, которого вы носите?
– Мой ребенок не будет бастардом, – невозмутимо ответила я. – Он будет рожден в законном браке, признанный своим отцом и Святой Церковью.
– Он был зачат во грехе.