Запретная королева

Таким образом, ожидалась пронзительно холодная и максимально официальная конфронтация.

Некоторое время я приводила себя в порядок; сначала хотела надеть платье из золотой парчи, отделанное мехом горностая, но потом отказалась от этой идеи, чтобы не распалять ярость Глостера еще сильнее. При этом я никуда особо не торопилась и со всех ног к нему не бежала.

– Думаю, я должна пойти туда одна, – сказала я, увидев Оуэна, ожидавшего меня у подножия лестницы: опрятный, обходительный и вполне солидный в длинной, до середины голеней тунике из темного дамаска, с золотой цепью на шее. В общем, типичный королевский дворцовый распорядитель, явившийся для доклада.

– Вы уверены? – мягко спросил мой муж.

– Если мы выйдем к Глостеру вдвоем, будет только хуже. Вы же сами говорили, что это лишь еще больше восстановит его против нас.

Когда я проходила мимо Оуэна, его рука поймала соболиную оторочку на моем рукаве. Никакой мягкости в этом жесте не было.

– И вы всерьез полагаете, будто я позволю вам в одиночку предстать перед Глостером?

– Так было бы лучше.

– Было бы, но не будет. Я буду вас сопровождать.

Испытав большое облегчение, я на миг сжала руку Оуэна.

– Конечно, он еще может образумиться, – рассудительно сказала я, – и согласиться с тем, что сделанного не воротишь.

Я предпочла не обращать внимания на недоверчиво-предубежденное выражение Оуэна.

Встреча была очень недолгой. Глостер не продемонстрировал ни элементарной учтивости, ни даже хороших манер, которые он так страстно пытался привить юному королю. Оуэна он вообще проигнорировал, и, хотя обращался ко мне так, будто моего супруга здесь не было, атмосфера между двумя мужчинами была пропитана свирепой враждебностью.

– Выходит, все это правда, – сказал герцог; он произнес это очень тихо, но от этого его заявление не стало менее угрожающим.

– Да.

– Не вижу смысла попусту тратить на вас время. Вы, вы оба, – Глостер смерил нас злобным и презрительным взглядом, – явитесь в Вестминстер. И предстанете перед Королевским советом, чтобы объяснить свое неподобающее поведение.

Он еще раз оглядел меня с ног до головы, словно пытался рассмотреть мой увеличивающийся живот, однако под толстыми складками бархата это было невозможно. Я стояла подчеркнуто прямо и не сводила глаз с враждебного лица Глостера.

– Я, разумеется, согласна последовать за вами, – ответила я, словно не заметила, что это было не приглашение, а приказ. – И все объяснить Совету. Уверена, там меня выслушают и проявят великодушие.

Глостер удалился молча, без каких-либо комментариев, унося за собой шлейф исходившей от него злости.

– Что ж, все прошло хорошо, – заметил Оуэн, наблюдая за тем, как наш гость направляется к своей барже. – Думаю, Глостер образумился; вам так не кажется?

Хотя я смело разговаривала с герцогом, в моем сердце был страх. Я знала, что все закончится чем-то вроде этого.

Мы с Оуэном посетили заседание Королевского совета, как нам и было велено. Мы не могли бы уклониться, да и не хотели этого. Поэтому явились туда, имея при себе спрятанное в складках туники Оуэна свидетельство о нашем браке, – документ был подписан ужасными каракулями отца Бенедикта, – а также мой живот, все еще искусно замаскированный пышными юбками. Лица сидящих в зале были мне знакомы: это были лорды, светские и клерикальные, явившиеся вершить суд над вдовствующей королевой и ее безродным, неприемлемым избранником.

Когда в зале Совета объявили о нашем прибытии, совсем как во дворце, нас встретила целая палитра эмоций. Преобладали негодование и похотливый интерес. Однако проглядывало и некоторое сочувствие: один из епископов принес мне табурет. Шагнув вперед, чтобы сесть, я посмотрела на Оуэна, стоявшего рядом со мной; на его лице застыла маска холодной учтивости, но затем он ласково улыбнулся мне, и я ему ответила. Что бы они сейчас ни сделали, им не удастся разрушить наш союз.

Я могла сколько угодно улыбаться Оуэну, но в моих жилах пульсировал страх, и я знала, что на душе у моего супруга тоже неспокойно. Если бы он был с мечом, его ладонь сейчас лежала бы на рукояти. Кто знает, на что может подбить Глостер подвластных ему членов Совета? Что, если, признав мою неприкосновенность, они решат отыграться за мою несговорчивость на Оуэне? Заточение в казематах лондонского Тауэра не казалось мне чем-то невозможным. Мой муж тоже это понимал. Накануне ночью мы с ним обсуждали варианты развития событий.

– А что, если они бросят вас в тюрьму? – спросила я тогда.

– Они этого не сделают.