Запретная любовь

А вот Усачеву, как Алексеев и предполагал, было не до улыбок. Боровиков аж захлебывался от злости:

– Три! Блядь! Три вооруженных сотрудника дали себя разоружить какому-то колхознику, отдали свою одежду, чтоб не замерз бедный. Вот так, запросто, отпустить опасного преступника! Как такое может быть? Не понимаю. Не понимаю! Сговор? В этом мы еще разберемся. Скажите спасибо Алексееву, что оружие вернул. Чистеньким хочет быть, видно, надеется на что-то. Усачев, ты понимаешь, какое дело развалил? Спасти вас всех от сурового наказания может только одно: вы этой ночью должны вернуть Алексеева. Ни в Красное, ни в Батамай он не пойдет, только в Нахору, там у него полнаслега родни. Этим занимается милиция, но Алексеев может попытаться пересидеть некоторое время здесь, в райцентре. Поэтому быстро выясните всех его знакомых.

– Мы это уже сделали в ходе следствия, – доложил Усачев.

– Ну, хоть какой-то от вас толк. Говори.

– Друзей, как таковых, у него здесь нет. Знакомые. В райисполкоме: Иванов, Семенов, Клепиков – этот сидит у нас…

– Знаю, дело говори.

– Есть знакомые в райпо, также члены бюро райкома…

– Эти причем? Что ты несешь?

– Еще Геннадий Серкин, поступил в милицию год назад после службы, родители в Красном, живет у родни. Михаил Соловьев, орденоносец, его брат Николай живет в Красном, женат на немке, с детства дружит с Алексеевым.

– С этого и начинал бы. Быстро к Серкину и Соловьеву.

Михаил только собрался растопить печь, как забарабанили в сенную дверь. Он сразу понял, кто, и открыл, не спрашивая. Отталкивая его, в дом быстро вошли Усачев с Никифоровым и молоденький сержант.

Усачев спросил, недобро усмехаясь:

– Ждал?

– Кого?

– Нас. Дурочку из себя не строй.

– Вы почему так со мной разговариваете? Я…

– Да знаю, – махнул рукой Усачев, – член партии, орденоносец. Вот ты нам, как член партии, без утайки и скажи. Где Гавриил Алексеев?

– Говорили, арестован.

– Открой подпол. Сержант, проверь.

Сержант растерянно глянул на Усачева, встал на колени и заглянул в подпол.

– Ты спустись, – разозлился Усачев.

Сержант осторожно, словно ступеньки могли развалиться, стал спускаться. Вскоре показалось его радостное лицо:

– Никого нет, товарищ старший лейтенант.

– А чему радуешься?

– Да я…

– Соловьев, оружие есть?

– Было. Летом при выстреле ствол разорвало.

– А может, ты его Алексееву отдал?

– Его освободили?

– Не твое дело. Так отдал ему ружье или нет?

– Я Алексеева три месяца не видел.

– Валенки покажи.

– Вон сушатся.

– Еще есть?

– Зачем? У меня две ноги.

– Юморист. Смотри, как бы плакать не пришлось. Где семья?

– У жены мать при смерти, вот и ушла с дочерью к ней.

– Где живет?

– Я знаю, – сказал Никифоров, – это недалеко от меня.

– Сержант, остаешься здесь, из дому не выпускать, если что, стрелять на поражение, – приказал Усачев и вместе с Никифоровым покинул дом.

Вернулись они быстро, с женой Соловьева. И Усачев, ухмыляясь, сказал:

– Вот ваша жена утверждает, у тебя были две пары валенок. Где, Полина Дмитриевна, старые валенки стояли?

– Вчерась, когда уходили, вот здеся.

– А теперь нету, – радостно сказал Усачев. – Испарились. А ружье когда видели?

– Намедни в шкафчике висело.

– Слышал, Соловьев? Быстро говори, куда пошел Алексеев? Не дай бог, найдем у него твое ружье.

– Я уже говорил, Алексеева не видел месяца три. А насчет валенок, так я их давно на подшивку пустил. А про ружье уже говорил. У жены в последнее время с памятью плоховато, ее за то из продавцов в уборщицы перевели. Можете проверить. Ей о ружье еще летом сказал, как с охоты вернулся.

– Значит, не хочешь говорить? Собирайся, пойдешь с нами. Так мы тебе быстро язык развяжем.

– Как это? – встревожилась ничего не понимающая Полина Дмитриевна. – Миша, за что тебя?

– А за то, что вот здеся валенок нет, а в шкафчике ружья, который вы намедни видели. Пошли! Спасибо вам, Полина Дмитриевна, за помощь.

Во дворе Усачев не вытерпел, ударил Соловьева в пах и зло сказал:

– Что я с тобой сделаю, ты даже не представляешь.

Было это в воскресенье. А во вторник на совещании у Боровикова Усачев вынужден был сообщить:

– Два дня подряд с Никифоровым допрашивали Соловьева, один ответ – Алексеева не видел. Да и жена его, действительно, страдает памятью. Похоже, не заходил к нему Алексеев. Выдержать такой допрос… Любой бы заговорил. К тому же Алексеев ему просто знакомый, нет смысла Соловьеву из-за него такое терпеть.

– Плохо ты, Усачев, знаешь наших людей. Плюснин, нашел Серкина?

– Серкин отпадает, товарищ майор. Проверил я. Был он в то время на дежурстве, и не один, и видеться с Алексеевым не мог.

– Да, – Боровиков задумчиво глянул в окно, – одна надежда, что Алексеев скоро появится в Нахоре. Марту Франц отпустить. На свободе она принесет нам больше пользы. Будет наживкой. Алексеев обязательно захочет ее увидеть. Я в этом уверен, человек он рисковый.

– А как он узнает, отпустили мы ее или нет? – спросил Плюснин.

– Об этом не беспокойся, торбозное радио мигом разнесет. Тебе, Плюснин, задача: организуешь наблюдение за домом Алексеева, сам сильно в Красном не светись.

– Ясно.

– Отпустим и Соловьева.