Запретная любовь

Алексеева вызвали на допрос через час после отбоя. Он шел по коридору и молил Бога, чтобы следователь в кабинете был один. Так оно и случилось, за столом сидел Усачев, Никифорова не было. Как обычно, Усачев указал Алексееву на табурет, а сам достал из кобуры пистолет и положил на стол рядом с папкой:

– Очухался? Вот тебе бумага, а вот, – Усачев толкнул к нему несколько исписанных листков, – я тебе облегчил работу, перепиши, и все. Приступай.

– Я передумал.

– Что? Что ты сказал, скотина? Да я тебя… – Усачев вскочил и кинулся было к Алексееву, но тут же повернул к двери. – Сейчас прикажу привести сюда твою сучку и забью ее на твоих глазах…

Алексееву и надо было, чтобы следователь отошел от стола, он быстро встал, схватил пистолет, направил его на Усачева:

– Стоять! Скотина!

– Что?! – Усачев оглянулся и враз побледнел. – Ты это… Сейчас же положи оружие на место. Да знаешь, что тебе за это будет? Ты до суда не доживешь…

– Напугал. Мне все равно грозит расстрел. Не зли меня, быстро мордой на пол и руки за голову. Ну!

– Никуда тебе не деться, мы тебя из-под земли достанем.

– А почему ты думаешь, что я тебя оставлю в живых? Ты столько зла мне сделал. Хочешь жить, слушай меня и исполняй. Сказал, на пол, значит, быстро мордой на пол.

Усачев, продолжая угрожать, лег и закинул руки за голову.

– Вот так. Полушубок твой и шапку я конфискую.

Не спуская глаз с Усачева, Алексеев снял с вбитого в стену гвоздя полушубок. И шапка, и полушубок оказались большеватыми, так что шапку пришлось сдвинуть на затылок, иначе наползала на глаза. После чего взял папку, положил в нее листки, исписанные Усачевым, и засунул за отворот.

– Теперь медленно встань и позови караульного из коридора. И смотри, стреляю без предупреждения.

Усачев встал, отряхнул колени.

– Ты только усугубляешь свою вину. Положи оружие на место. И никто не узнает о том, что здесь произошло.

– Выполняй! – Алексеев приставил к спине следователя пистолет. – Чуть приоткроешь и все.

Подошли к двери, и Усачев, приоткрыв ее, крикнул:

– Сержант, зайди на минуту.

– Как войдет, сразу закроешь за ним дверь, – приказал Алексеев, – и никаких попыток, погубишь себя и сержанта.

Только за сержантом закрыли дверь, Алексеев приказал:

– Сними ремень вместе с кобурой и положи на пол. Иначе застрелю тебя и офицера. Скажи ему, Усачев.

Усачев нехотя произнес:

– Выполняй, сержант.

– Но как же это? – сержант ростом под два метра растерянно взглянул на Усачева. – Как же это?

– Выполняй! – уже зло крикнул Усачев.

И сержант, что-то бубня под нос, расстегнул ремень и вместе с кобурой положил на пол.

– Теперь оба отойдите к стене, – Алексеев подобрал оружие и сказал: – Садись, сержант, за стол и сиди, пока не вернется Усачев. Он и принесет твое оружие. Заорешь или выйдешь из кабинета, я из твоего пистолета застрелю Усачева. Понял?

– Понял, – сержант смотрел на Усачева, не скажет ли чего, но тот молчал.

– Садись, садись, а мы пошли. Двигай, Усачев. Хотя постой, сапоги сними.

– Это зачем?

– Не твое дело. Снимай. Да не боись ты так. Будешь все делать, как я скажу, останешься в живых. Вот теперь пошли. А сапоги сержант покараулит.

Чтобы выйти из здания, надо было пройти мимо дежурного, и Алексеев боялся, как бы тот ненароком не выглянул в коридор и не заметил их раньше времени. Но все обошлось. Дежурный сидел спиной, положив ноги на стол, и не сразу разглядел за Усачевым Алексеева. Но когда он протянул руку к кобуре, Усачев сказал:

– Не дури, Семенов, отдай ему оружие.

Алексеев повесил на плечо ремень с кобурой, приказал:

– Теперь сними сапоги. Быстрей. Я выхожу первым. Если хотите получить оружие, сразу за мной. И без шума.

Алексеев вышел из здания, вздохнул полной грудью морозный воздух – он на свободе. Следом вышли Семенов и Усачев и сразу стали переступать ногами.

– Стойте здесь и смотрите, куда я брошу оружие.

– Тебе далеко не уйти. Завтра снова будешь у нас, но уже инвалидом, – пригрозил Усачев.

– Передай привет Боровикову, – бросил на ходу Алексеев, надо было спешить, неизвестно, поднял ли сержант тревогу.