Запретная любовь

– Грех жаловаться.

– И озера есть?

– Есть.

– Утка весной садится?

– Бывает, – Китаев уже понял, к чему клонит Плюснин, понял и Чусовской, и сквозь смуглую кожу на его лице проступила белизна, он снял фуражку и вытер, мгновенно выступивший пот.

– Что-то ты занервничал, Афанасий Петрович, – Плюснин подошел к участковому, глянул в глаза. – С чего бы это?

– Жарко.

– Скоро будет еще жарче. Нет ли поблизости шалаша или землянки?

– Есть конечно, – спокойно ответил Китаев. – Как не быть. У озера скрадок, без него утку не возьмешь.

– А мы попробуем подстрелить дичь побольше. Пошли. Показывай свой шалаш.

Софья Власовна без сил опустилась на табурет, и это не укрылось от глаз все замечающего Плюснина:

– Ноги не держат? От старости или от страха? – не дожидаясь ответа, Плюснин вышел из дома.

А Софья Власовна с тревогой подумала, только бы муж не вздумал что-либо предпринять. И, став на колени перед образами, молила Бога, чтоб отвел беду.

Китаев, шагая впереди Плюснина и участкового, лихорадочно думал, что можно сделать в такой ситуации и вскоре должен был признать – ничего. Ему не справиться с молодыми сильными Плюсниным и Гусевым, да и участковый не на его стороне. Лучше бы Чусовской вчера забрал Марту к себе, глядишь, и обошлось бы.

Когда впереди показался шалаш, Плюснин, тронув Китаева за плечо, сначала прижал палец к губам, а затем показал, чтоб оставались на месте. А сам, достав из кобуры пистолет, стал осторожно пробираться к шалашу…

– Посадят, точно посадят, – шепнул Чусовской. – Как моя Варвара троих ребят поднимет?

– Но вашей вины нет, – шепнул в ответ Китаев, – приходили, проверяли. Не бегать же по всему лесу.

Успокаивая участкового, сам Китаев внутренне был готов ко всему…

Плюснин подошел к шалашу, постоял, прислушиваясь, и быстро заглянул внутрь. Китаев ждал, вот-вот закричит Марта, и Плюснин вытащит ее за волосы. Но Плюснин появился из скрадка один, оглядел в бинокль берег озера.

– Так вы спрятали Любу в другом месте, – облегченно вздохнул Чусовской.

– Да нет, здесь.

– Так где же она?

– Сам не понимаю.

– Другие шалаши или землянки есть?

– Других нет, – Китаев, вслед за участковым, подошел к оперуполномоченному.

– А если найду? – Плюснин, став на колени, пролез в скрадок. – Когда был здесь в последний раз?

– В конце мая.

Плюснин вылез, отряхнул колени и молча двинулся в сторону реки. Возле дома прицелился пальцем в лающего Боцмана:

– Собачку нам надо, собачку. А ты, Китаев, рано радуешься. Если я сегодня их не нашел, это не значит, что ты им не помог. И пожалеешь, когда я об этом узнаю.

Китаев стоял на краю косогора, пока лодка с Плюсниным не достигла середины реки, и лишь потом устало поплелся к дому. И сел возле ног, стоявшей на крыльце, жены.

– А где Марта?

– В шалаше нет никаких следов.

– Испугалась в лесу и ушла в барак?

– Плюснин посылал туда сотрудника.

– Марта спасла нас. Я как подумала, снова допросы, побои…

– А я со страху проголодался. Ухи поесть, что ли.

– Ухи! Есть после этого, чтобы отравиться? Залез в кастрюлю, как у себя дома. Лучше я свежую сварю, а эту отдам Боцману. А ты пока попей чаю с булочками.

Мимо дома с лаем промчался Боцман, вскоре послышалось его радостное повизгивание.

– Марта! – шагнула с крыльца Софья Власовна.

– Не спеши. Вдруг наблюдают с того берега. У Плюснина бинокль.

Марта стояла за домом, поглаживая Боцмана. Софья Власовна, стоя на расстоянии, спросила:

– Ты где схоронилась?

– Я, как услышала Боцмана, сразу все поняла и ушла из скрадка, и к реке. Если будут искать, то возле озера.

– Чаю горячего с сахаром хочешь? В дом не приглашаю, с того берега наш двор как на ладони. Я тебя через окно угощу.

Вскоре Марта сидела на завалинке, пила сладкий чай с булочками и слушала Софью Власовну, как та испугалась и молила Бога.

А через день Китаев договорился с капитаном парохода, ставшего под погрузку дров, и Марту взяли матросом.

Работа на карбазе у Алексеева была простая, в паре с Иваном, добродушным, широколицым богатырем лет двадцатипяти, он стоял на гребях на корме и, по команде Инешина, они вместе с носовыми, гребли или влево или вправо, направляя карбаз на судовой ход. И так до тех пор, пока их не сменяли. Иван сразу заваливался спать, а Алексеев сидел, глядел на проплывающие берега и думал о Марте, вспоминая короткое время их совместной жизни.

На третий день к нему подсел Инешин:

– Вижу, стараешься. Я специально к Ивану тебя поставил, чтоб рану не потревожил. У Ивана сила, один может на гребях управиться. По жене скучаешь? Однако уехал. В Якутск по какой надобности?

– За правдой.

– За правдой? – удивился Инешин. – А железные сапоги у тебя есть?

– Какие? – Алексееву показалось, что он ослышался.