Запретная любовь

– МТС от нас далеко, да и бездорожье, испокон веку ремонт делали сами, да и трактор – давно списывать пора, и запчастей не было, который год на честном слове держался. И председатель это знал, и в районе. А крайним оказался я. Видишь ли, препятствовал отправке трактора в МТС. Да кто я такой, чтоб мог препятствовать? Не председатель, не бригадир, даже не звеньевой. Так, последняя спица в колеснице. Следователь говорит, за вредительство двадцать пять лет лагерей дадут. Выходит, никогда своих родных не увижу… Уж если хотят посадить, так садили бы быстрей, а то бьют и бьют… – Ребров сглотнул комок в горле и замолчал.

Когда назавтра Алексеев вернулся в камеру после допроса, Реброва не было, вместо него к нему радостно кинулся Саморцев Николай из Нахоры, под его глазом красовался огромный синяк:

– Ганя! Как я рад тебя видеть. Живой! Правда, живой! А я вот. Арестовали, сказали, я буржуазный националист, а какой я буржуй, если досыта не ем. Били меня в районе вместе с братом, Василий совсем слабый стал…

Алексеев делал вид что слушает, а сам думал, стоит человеку ступить не на ту тропу, и она с каждым новым предательством зарастает, и нет пути назад. Что заставило Николая написать донос на брата? Зависть, что того выбрали председателем наслежного совета. Что еще могло толкнуть его на это? То, что сто лет назад Алевтина вышла замуж не за него, а за Василия Иннокентьевича? Алексеев много раз слышал эту историю от Горохова. Алевтина давно умерла, братья глубокие старики, жизнь прожита. Нет, захотелось отомстить. Предал брата, а теперь прислали сюда подсадной уткой, но и Алексеев не глупый селезень.

– Я думал, ты убит. В Нахоре все тобой гордятся, говорят, ты, как Манчаары. Как же тебе удалось попасть на берег в такой ледоход?

– Расскажу, не поверишь. Плывем мы, я ранен, умираю. И вдруг не берегу показался Антон Павлович Чехов и делает руками вот так. – Алексеев изобразил это наглядно, – словно подгребает к себе. И льдину сразу поднесло к берегу. И она не двигалась, пока мы с Мартой не перебрались на берег. Чехов коснулся моих ран, и сразу все зажило. После чего он исчез.

– Однако, очень сильный шаман.

– Сильный.

– Не слышал о таком. Живет где?

– Здесь, в Якутске.

– А Марта? Родила? Где живет?

– Родила. Сейчас живет у Чехова.

– Смелый ты. Еще в Нахоре говорят, ты на кладбище пришел одетым, как старик, вроде тебе твои друзья помогли. Наверное, Николай Соловьев, тот, что без руки?

– Что ты, куда им, все боятся. Помог мне… Только ты не проболтайся.

– Буду молчать, как рыба.

– Чехов прислал своего человека, Тургенева.

– Тоже шаман? Сильный?

– Сильный.

Довольный, что так легко получил нужные ответы, Саморцев начал рассказывать, что произошло нового в Нахоре за последний год. И Алексеев, слыша знакомые с детства имена, неожиданно подумал, как легко их обычная жизнь может превратиться в ад, стоит только Саморцеву или кому другому написать на них донос.

Прошло несколько дней и допросы приняли странный характер, Алексеева не били и особо не настаивали на нужном им ответе.

Связано это было с донесением, полученным от Боровикова. Теперь вместо Усачева на роль руководителя террористической организации претендовал другой, более высокого ранга, человек.

Дело в том, что министру показались подозрительными доносы секретаря райкома Шипицина на Боровикова. Зная Боровикова, как честного, преданного чекиста, министр заподозрил Шипицина в злом умысле и послал на него запрос в райотдел МГБ. В каких отношениях он был с Алексеевым, не пытался ли воздействовать на следствие, помешать? В каких отношениях был с Усачевым?

Боровиков подробно описал, что Шипицин часто спрашивал, как идет следствие, что говорит подследственный Алексеев, и предлагал применить меры физического воздействия не против него, а против Марты Франц, и даже пожелал поприсутствовать на ее допросе. То есть, винил ее в том, что Марта послужила причиной провала Алексеева, помогла выявить его буржуазно-националистические взгляды, его террористические планы. Да и вопрос об исключении Алексеева из партии, Шипицин поставил лишь после того, как на этом настоял товарищ Смирнов из обкома партии.

Получив донесение Боровикова, Потоцкий отправился к министру. Тот прочитал и надолго задумался, глядя в окно:

– Сегодня же зайду в обком, надо выяснить, чей человек Шипицин, кто его выдвинул, кто его поддерживает. Не тянется ли ниточка сюда? Возможно, в районе сформировалась крупная террористическая организация, и пока она не начала действовать, мы должны ее ликвидировать. Пока арестовывать Шипицина не будем. Я поговорю в обкоме, чтоб его вызвали в Якутск. Посмотрим, с кем он будет встречаться после приезда. И вот что, если Боровикову действия Шипицина показались подозрительными, почему он не доложил нам? Устал на этой работе? Потерял бдительность чекиста?