Запретная правда о русских: два народа

Скажем, на Манифест от 17 февраля 1861 года, об Освобождении крепостных крестьян, русские европейцы отреагировали в основном восторженно. Даже те, кто владел крепостными, зачастую хотели освобождения, воспринимали его с энтузиазмом. Известны случаи, когда помещики добровольно раздавали землю, сами давали много больше, чем обязаны. А ведь к тому времени владельцы крепостных – от силы 5—10 % всего народа русских европейцев. Невладельцы ликовали тем более искренно и горячо.

Наверное, правительство, да и 99 % либеральных русских бар ждали волны народных восторгов, массового умиления, приступа монархической верноподданности. То есть и это все было… Но реакция крестьянства оказалась, по крайней мере, более сложной,

На Освобождение 17 февраля 1861 года крестьянство реагировало по-разному: одни восторженно, другие недоуменно и даже с протестом. Были повстанцы, бунтовщики, с точки зрения которых Манифест от 17 февраля «баре подменили», не донесли до народа настоящую волю царя. Не мог же царь «на самом деле» одной рукой освобождать крестьян, другой рукой отнимать у них землю?! Ясное дело, по приказу бар на сходках читают «неправильный» манифест…

В 117 деревнях и весях Российской империи произошли самые настоящие восстания – в них то священник, то грамотный мужик читали «настоящий манифест», в котором чаяния крестьян получали, конечно же, полное удовлетворение. Прошла волна самозванчества: люди в поддевках и шапках называли себя «статскими, значица, советниками» и «анаралами» и приносили «прям от царя-Освободителя» текст настоящего, «правильного» манифеста. Многое в этом прямо напоминает пугачевщину – в первую очередь само самозванчество и «настоящие» манифесты.

То есть получается – мы крайне плохо представляем себе духовную жизнь крестьянства…

В конце XIX – начале XX веков приходится спрашивать точно так же, как о разделах Польши в XVIII веке: а как оценивали крестьяне, вообще все русские туземцы поражение Российской империи в Крымской войне? Русско-турецкую войну 1878–1879 годов? Политику Победоносцева?

Известно, как популярны были среди крестьян реформы Столыпина. Но… простите, среди каких именно крестьян? Среди какого их количества? Известно, что из общины вышли примерно 25 % мужиков. Эти «народные русские европейцы» боготворили Столыпина и вешали в домах его портреты. Когда Столыпин приехал в Новороссийск, крестьяне выпрягли лошадей и на себе повезли своего кумира в гостиницу. Они до поздней ночи мешали Петру Аркадьевичу спать, он несколько раз выходил на балкон, и толпа встречала его ревом…

Все так – но был ли Петр Аркадьевич таким же кумиром и для 75 % крестьян, которые НЕ вышли из общины? Эти-то как его воспринимали и как о нем говорили?

Неизвестно…

Неизвестно потому, что и для XX века русскую историю пишут так, словно русские европейцы – и есть весь русский народ. Остальные как бы и не существуют.

По отношению к началу XX века мы изучаем уже историю не 1 %, а 20–25 %… Но ведь все равно – меньшинства.

Европейская версия русской истории

По-своему это логично: каждый новый слой русских европейцев присваивает себе сделанное прежним слоем или слоями – как часть своей собственной истории. Он гордится победами 1812 года, как своими победами, он чтит Ломоносова и Сумарокова как своих поэтов и ученых.

Граф Алексей Константинович Толстой пишет в приступе аристократического снобизма:

Стоял в углу, плюгав и одинок,
Какой-то там коллежский регистратор[10]

[71. С. 63].

В других местах он в сатирических произведениях позволяет себе поминать «чиновников пятнадцатого класса» (несуществующего! что называется, «ниже пола»!) или писать про «триста зловонных подмастерий» [72. С. 492].

Но следующие поколения русских европейцев становятся на сторону не этих «трехсот зловонных подмастерий» или чиновника «пятнадцатого класса» – они с удовольствием учат стихи А.К. Толстого, в том числе и те, которые содержат самые уничижительные слова об их предках.

Так было всегда – и французы ведь «простили» римлянам завоевания галлов, стали учить историю Римской империи как историю своих предков… Но тут-то ассимиляция туземцев европейцами происходит внутри одного и того же народа!

Везде европейцы «в упор не видят» туземцев, не считают их в полной мере людьми, не замечают их представлений об окружающем, не изучают их истории. Так и в России – при том, что тут-то речь идет вовсе не о британцах и об англичанах, а о людях, которые сказали на русском языке свое первое «мама»!

В 1826 году по рукам начала ходить эпиграмма, которую упорно приписывали Пушкину:

Едва царем он стал,
То разом начудесил:
Сто двадцать человек тотчас в Сибирь сослал,
А пятерых повесил [73. С. 198].