Запретная зона

И мы в своем доме на Джеймсон Вест авеню тоже живем какой-то нереальной жизнью. Там стоит наш «Моррис Оксфорд». Толстый пятнистый кот выгибает спину, съеживается, становясь похожим на сову, и сердито фыркает на холодильник. Почтальон въезжает на велосипеде во двор. Тонкие письма он просовывает под дверь. Здесь ни в одном доме нет почтовых ящиков — ведь всюду есть слуги. Газеты протискивают сквозь отверстие в оконной решетке, чаще всего над раковиной для мытья посуды. Они падают в раковину и намокают. Иногда мы находим их через несколько дней за гардинами и стульями, стоящими против открытых окон.

Мы стали жителями Солсбери, оплачиваем счета за электричество, и, несмотря на то что живем здесь недолго и являемся гражданами другой страны, мы, в отличие от африканцев, уже имеем право принимать участие в выборах в муниципалитет. Мы — члены белого клуба, именуемого Федерацией.

Во многом мы ведем себя так же, как все другие. Если нам некогда, мы, как и все, заходим в продуктовый магазин на углу улицы Моффэт-стрит. Покупаем белый хлеб в булочной на Кингсуэй, подозрительно нюхаем макрель, доставленную из Бейра на Индийском океане, и вместо свежей рыбы покупаем мороженую, привезенную из Гримсби. Когда нам надоедают пироги, сероватый ростбиф и крупный зеленый горошек, мы покупаем селедку и сухой хлеб в магазине-холодильнике на Моника-роуд.

Как и другие белые, мы ни в чем не терпим недостатка. Мы можем с удобством расположиться на балконе и, раскрыв детективный роман «Голодный паук», наслаждаться вечерней прохладой. Около восьми часов по радио сообщают цены на табак и сводку погоды. Низкое давление быстро распространяется из Конго на юго-запад. Завтра днем в горах Ньясаленда ожидается гроза с проливным дождем.

А потом — последние известия: спорт, парламентские новости, расовая политика. Мы получаем сведения из Конго, Уганды и Кении, но о Берлине и разоружении, о де Голле и Эйзенхауэре обычно ничего не сообщают. Все это — заботы северного мира, поставляющего нам белых эмигрантов и «Голодного паука», который еще целый месяц будет держать нас в состоянии страха, как говорят, полезного для здоровья.

Университет

Как только мы перебрались с фермы в Солсбери, я пошел записываться в университет. По условиям, согласно которым мне была предоставлена стипендия, я должен был изучать африканские мотивы в литературе.

Я вошел в пустой вестибюль и спросил, где можно найти ректора. Полная дама из секретариата показала, как пройти в его кабинет. Коридор был пуст, только в нише окна стояла девушка африканка и читала; на ней была клетчатая юбка и синяя шерстяная кофта. Волосы приглажены так, что стали почти совсем прямыми. Ректор, оказывается, был на собрании благотворителей.

Я прошел в большой прохладный холл. Там висела медная дощечка с надписью, из которой я узнал, что королева Елизавета основала университет в 1957 году.

У доски объявлений стоял юноша индиец и изучал кинорекламу. Я тоже взглянул на доску, прочел заметку о том, что бывшему премьер-министру Гарфилду Тодду его преемник запретил говорить с африканцами в локации, и поэтому он будет выступать в другом месте; объявление о том, что профессор истории прочтет вводную лекцию о памятниках древней культуры в Центральной Африке.

— Вы новенький? — спросил индиец.

— Да, я здесь в первый раз.

— Вы будете поражены, когда увидите, как у нас тут чудесно.

— Здесь много индийцев?

— Нет, немного, а иностранцев вообще нет. Я из Танганьики. Я занимаюсь физикой, но не чувствую к ней особой склонности.

— А что делают другие?

— Большинство изучает экономику, историю и английский. Посмотрим, получится ли у меня что-нибудь. Я сам буду виноват, если придется ехать домой ни с чем.

— Не волнуйтесь, все будет в порядке.

— Может быть, и так, но мне приходится думать о многом, помимо физики.

— Говорят, в Танганьике гораздо лучше, чем здесь.

— Да, — сказал он гордо, — в тысячу раз лучше.

Распахнулись двери лекционного зала. Я с завистью смотрел на студентов. Они уже вошли в колею и чувствовали себя как дома. Я стоял в углу, искоса поглядывая на них, как школьник, опоздавший на урок. Некоторые из книг, которые они держали под мышками, были мне знакомы. Я почувствовал себя своим. Книги являлись как бы членским билетом на право входа в это общество.

Большую часть студентов этой группы составляли девушки. Они выходили на открытую галерею и наискось пересекали лужайку — шли в туалет, чтобы привести себя в порядок. На некоторых были прямого покроя шерстяные жакеты цвета беж, закрытые блузки и прямые юбки. Простота — примета нашего времени. Но, пожалуй, не меньше девушек были одеты совсем иначе и, видимо, обладали более веселым нравом. На них были цветастые юбки колоколом или пестрые летние платья. Они одевались в веселые яркие тона. Это время, каким бы оно ни было, впервые дало им возможность одеваться так нарядно.