Запретная зона

«Африканец не может надеяться стать хозяином в Федерации даже через сто или двести лет» (1956).

«Пора нам решить, сохранится ли здесь цивилизация, то есть останемся ли здесь вы и я, европейцы, и останется ли все то, чем мы дорожим…» (9 февраля 1957).

«Демократия, основанная на всеобщем избирательном праве, позволяет местным демагогам называться вождями, а умеренных обрекает на прозвище Квислингов» (17 сентября 1959).

Критический анализ заявлений сэра Роя обнаружил бы в них сумбур противоречий, что серьезно пошатнуло бы его положение в политически более устойчивом обществе. Но в непоследовательности сэра Роя, может быть, есть своя хорошая сторона: ради сохранения власти он овладел искусством приспосабливаться. Он только кажется похожим на политического деятеля — в его внешности и поведении проглядывает бывший боксер. Он чувствует свою силу, когда его носят на руках. Популярность— это та трость, на которую он должен опираться; он, по-видимому, не настолько силен, чтобы обойтись без этой подпорки. И когда Рой Беленский поймет, что он не в силах изменить окружающий мир, он, возможно, предоставит миру изменить его самого.

В жизни Роя Беленского не было прямых дорог. Его отец был польский еврей, который, по утверждениям большинства историков, эмигрировал сначала в Швецию, оттуда в Америку, а затем в Южную Африку, где женился на африкандерской девушке. С первой партией переселенцев он прибыл в Солсбери, и Рой родился на улице Пионеров в то время, когда у первого пекаря еще не было средств на постройку настоящей пекарни и он устраивал печь в термитнике, заполняя яму горячей золой, а первому мяснику приходилось полагаться на свое ружье, чтобы снабдить мясом покупателей.

Беленский приводил следующий довод в пользу включения Ньясаленда в Федерацию. Он хотел уменьшить бедность этой страны. Он сам перенес бедность и любит упоминать, что до шестнадцати лет спал без простыней. Сэр Рой, кажется, считал, что стоит лишь уничтожить бедность, как все будут удовлетворены. Духовные потребности никогда не находили в нем отклика.

Окончив несколько классов школы, Беленский перепробовал множество профессий: он был барменом, продавцом, железнодорожным рабочим. Его будущая жена, девушка из шотландской семьи, жившей в Южной Африке, подавала ему чай в одном из кафе в Булавайо. Он был машинистом, профсоюзным лидером и чемпионом в тяжелом весе. Рассказывают, что, когда однажды он выводил свой паровоз из депо в Брокен-Хилл, весь кожух паровоза был расписан антисемитскими ругательствами по адресу еврейской крови его отца. Не странно ли, что Беленский поддерживает дискриминацию миллионов небелых в Федерации?

Когда с ним разговариваешь и слушаешь его анекдоты, начинаешь понимать, почему многие поддаются его обаянию и считают Роя Беленского славным парнем. От него так и пышет здоровьем, отличным самочувствием и самоуверенностью. Своих противников он поучает как школьников.

Локомотив — символ его жизни. В торжественных случаях и во время избирательных кампаний он любит появляться на собственном паровозе, в старой форме машиниста. Он стоит впереди всех с запачканным сажей лицом и машет фотокорреспондентам, толпящимся на перроне. Паровоз пыхтит, клубится пар. Беленскому кажется, будто он въезжает на своем паровозе в будущее.

Может быть, есть фигуры, более достойные стать премьер-министром. Но едва ли можно найти подходящего человека более правой ориентации. Партия Доминиона (Dominion Party) получила на последних выборах в Южной Родезии наибольшее число голосов, по выдающихся личностей в ней нет. Ее лидер Уинстон Филд чуть не получил портфель министра, но вряд ли ему удалось бы уговорить британское правительство дать согласие на самоуправление, если он заявил: «Мне следовало бы подчеркнуть, что мы, родезийцы европейского происхождения, не побоимся драки, если будем вынуждены пойти на это…»

Суть политики этой партии раскрывается в словах ее делегата на конгрессе в августе 1959 года: «Расширение избирательного права зависит от взгляда на вещи. Только одно может быть объективным фактом: цвет кожи». Если бы не было партии Доминиона, сэр Рой попросил бы наиболее консервативных членов собственной партии создать ее. Ведь сильная оппозиция справа заставляет многих воображать, что правящая Федеральная партия стоит за более либеральный путь.