Запретная зона

«Мы партнеры». Африканец ритмично танцует, напевая, и его пение напоминает нам о треске пустых, шаблонных фраз, высказанных дельцами и политиками, к которым почтительно прислушивается весь мир.

Мы на острове

Шелах Рейнджер опоздал на ленч. Его пальцы были запачканы типографской краской. Студент африканец укрепил на доске несколько объявлений. Одно из них приглашало на дискуссию о свободе печати, другое призывало отправиться на рассвете вместе с женами с визитом к политическим заключенным, взяв еду и книги. «Я был в тюрьме, а вы не навещали меня» — упрекал плакат.

На другой день увидел свет новый номер «Диссента», который занимал двадцать страниц текста, отпечатанного на скверной бумаге. Если бы эта газета попала на глаза родезийцу, он наверняка швырнул бы ее в корзину для бумаги. Но в газетах и парламентах разных стран мира эти страницы вызывали оживленные дискуссии— ведь только они стояли на страже демократических идей, предостерегали о будущем, предлагали правительству конструктивный план. Только «Диссент» давал глубокий политический и психологический анализ событий, происходящих в Федерации.

Когда в 1957 году был создан университет, некоторые (кто знает, может быть, и сама королева) надеялись, что он не будет островком, а представит собой часть «Родезийского материка». Эта надежда оправдалась, но не так, как многие хотели. Здесь, на Маунт-Плезент, воздух был чистым и перспективы будущего ничем не омрачались. Только здесь да еще в локациях для африканцев я чувствовал себя свободным в Родезии.

Пожертвовав на создание университета крупную сумму, Англия потребовала, чтобы в него были допущены африканцы и вступительные экзамены для них не отличались от экзаменов для белых и чтобы в основу были положены требования Лондонского университета. Протестов и письменных заявлений со стороны родителей белых студентов было немного; спокойно и без шумихи здесь соединились расы: все едят в общих столовых и живут в общих домах — правда, в разных коридорах. Предрассудки — если они не переходили в политические разногласия — чаще всего исчезали, как только студенты ближе узнавали друг друга. Юноши и девушки уезжали домой к родителям и рассказывали им о жизни, о какой те не решились бы и подумать.

Так университет стал самой прекрасной картиной партнерства, какую только могла предложить Федерация, единственным местом, где расы встречались на равных условиях. В пропаганде для заграницы без стеснения используется эта картина: смеющиеся черные и белые в университетских столовых и аудиториях.

Однако эта картина полна фальши и лицемерия, так как не отражает положения, в котором находится громадное большинство населения. У Оливера Ндокони дядя сидит в тюрьме; у многих африканцев там родственники и друзья. Одна белая девушка сказала, что после того как сдаст экзамены, она не сможет больше встречаться со своей подругой, африканской студенткой, — этому мешали условности, которым подчиняются и ее родители и все общество.

Поэтому роль преподавателей здесь была особенно ответственна. Их значение в это напряженное время едва ли сводилось только к чтению курсов африканской истории или английской литературы. Гораздо большее значение имело то, что они утверждали нерушимый человеческий идеал. Они не выступали ни за, ни против африканцев, а анализировали идеи тоталитарного господства, возникавшие у белых и в дальнейшем одинаково угрожавшие и белым и черным.

Ежедневное общение с африканскими студентами помогало представить себе проблемы, стоявшие перед коренным населением. Большинство преподавателей приехали из Оксфорда и Кембриджа, из Южной Африки и Австралии, привлеченные лучшим положением и зарплатой, а также перспективой активного участия в культурной жизни страны. Когда они выступали против чрезвычайных законов, их обвиняли в том, что они вмешиваются в дела, в которые иностранцам нечего соваться. Но, несмотря на кратковременное пребывание здесь, некоторые из них изучили условия жизни африканцев, их образ мыслей — то, чего не знали ни премьер-министр, ни его приближенные, и не только не знали, но даже игнорировали в течение долгой жизни в Родезии.

Новости о том, что происходит в Харари или Ньясаленде, часто поспевали к ленчу в университетской столовой еще до того, как они доходили до ведомств и газет. Официальные и общественные круги по-своему реагировали на либерализм университетских преподавателей. В мае 1959 года табачные предприятия Ньясаленда заявили, что они не будут больше предоставлять средства на студенческие стипендии. Муниципалитет Солсбери прекратил выплату ежегодного пособия в 23 тысячи крон. Член магистрата Чарлз Олли высказался по этому поводу так: учителя «не имеют права использовать наши деньги на промывку мозгов».

Один из редакторов «Диссента», пастор Уитфелд Рой, был отстранен от прихода и остался без работы. Причиной его отставки, как сообщала «Санди Мейл», был его «ультралиберализм». Пожалуй, только африканцы обратили внимание на то, что методистская церковь замяла дело Роя, — ведь он отстаивал их интересы.