Поэтому я остановилась на двух тщательно продуманных предложениях, которые должны были утешить родителей Иэна и развеять их страхи. Я была готова даже к тому, что сам пастор Боб подойдет к телефону. Но вот к чему я совсем не была готова, так это к тому, что трубку снимет Иэн. После четырех гудков в телефоне раздался его голос, узнаваемый и аденоидно-гнусавый. “Алло? – сказал Иэн, и я едва не швырнула трубку, но все же удержала ее у уха. – Алло, вы позвонили Дрейкам! Оставьте, пожалуйста, сообщение Дрейкам”. И тут я все-таки повесила трубку, но мягко и аккуратно, потому что рука у меня дрожала, от пальцев до плеча. Моему решению повесить трубку можно было найти логическое объяснение: достаточно того, что мне не хотелось, чтобы запись с моим голосом прокручивали туда и обратно, анализировали и передавали в выпусках новостей. Но на самом деле меня смутило даже не это, а то, что, оставляя сообщение самому Иэну (а именно такое у меня было ощущение), я совершила бы куда более серьезное предательство, чем планировала. Я хотела всего-навсего быстро и коротко сказать мистеру Дрейку: “Я видела вашего сына. Он в хороших руках и скоро будет дома”. К более серьезному предательству я не была готова.
Возвращаясь к нашему столику, я вопреки здравому смыслу злилась на Дрейков за то, что их не оказалось дома. Они что же, ушли куда-нибудь обедать? Нет, наверное, где-нибудь на собрании, молятся. Всенощное бдение при свечах. И все-таки. А что, если это сам Иэн звонил им, а они упустили возможность с ним поговорить? А может быть, они сначала слушают, кто звонит, и только потом подходят к телефону? Их, наверное, всерьез утомили доброжелатели и люди, предлагающие принести им горячего супа. Но я была довольна, что у меня появился еще один повод на них сердиться (первым поводом была история с пастором Бобом). Я хваталась за любое оправдание, какое только могла найти.
Иэн сидел перед четвертью гамбургера, в которую он воткнул все свои четыре зубочистки с разноцветными бумажными наконечниками, и рассказывал Гленну об Идеальной Симфонии. Вид у Гленна был такой, как будто у него что-то болит.
– И особенно круто будет то, что для этого придется арендовать просто гигантское помещение – ну, или, там, стадион – и все это помещение заполнить сотней “биг-бенов”, и они все станут играть одновременно. Но, конечно, управлять ими надо с помощью компьютера, правильно? Потому что ведь, если хотя бы один человек что-нибудь напутает, получится ерунда. Как вы думаете, это противозаконно – использовать мелодию “Биг-Бена”? На меня за это подадут в суд?
Вместо ответа Гленн жестом подозвал официантку и заказал себе мартини.
Я доблестно предприняла попытку сменить тему:
– Со мной в школе училась одна девушка, которая играла в оркестре и однажды уснула прямо посреди концерта. Она играла на флейте и вот прямо взяла и уснула – уронила голову на пюпитр.
Конечно, все дело было в том, что девушка наелась какой-то наркоты, но я считала, что этот факт делал историю менее интересной. Остаток обеда Иэн развлекался тем, что притворялся нарколептиком.
По пути к выходу он выгреб из вазы на прилавке две пригоршни красно-белых леденцов и набил ими карманы. И я подумала: интересно, сможем ли мы в экстренном случае продержаться на его леденцовых запасах.
Гленн пребывал в заблуждении, что мы забросим Иэна к бабушке в тот же вечер, но я объяснила, что мальчик переночует с нами в отеле, потому что бабушка будет готова принять его только на следующее утро. Я попросила у дежурного администратора три номера, и Гленн не стал меня останавливать. Если предположить, что сегодня мне удастся организовать нашу ссору, ему понадобится отдельная комната. Я отправилась к себе, чтобы почистить зубы и составить план нападения, но не успела я выплюнуть зубную пасту, как Гленн постучался в дверь.
– Что? – спросила я, впуская его.
Он прошел мимо меня и опустился на кровать, застеленную пледом персикового цвета.
– Люси, что, черт возьми, происходит? – спросил он.
Я развернула стул, стоявший у письменного стола, и села лицом к Гленну.
– Его мать очень больна, – сказала я. – О чем ты вообще?
Гленн мотнул головой, как будто хотел вытряхнуть воду из ушей.
– Я сидел там у себя и думал, и чем больше я думаю, тем более странной получается картина. Начать с того, что ты едешь в Чикаго и не берешь никаких вещей. А парень собирается жить у бабушки, хорошо, но у него с собой только один рюкзак.
– Он не собирается с ней жить, он пробудет всего неделю – другую.
– И даже не взял с собой учебников? И почему он не звонит маме?
Я встала.
– Это тебе что – детективная история? Все не так увлекательно, как ты думаешь! И я уверена, что он позвонит маме из своего номера.
– И вот еще что, – произнес он, как прокурор, загнавший в угол свидетеля. – За обедом ты сказала: “Со мной в школе училась одна девушка”. Ты ведь, кажется, говорила, что его мать училась с тобой в одной школе? Тогда почему ты не сказала “в нашей школе”?
– Ты пытаешься произвести гражданский арест?
– спросила я, усмехнувшись. – Что за ерунду ты мелешь?