Запретное чтение

– Разве это не нарушение закона? – спросил меня Иэн.

– Что? Курение? Нет, – ответила я.

Он быстро помахал рукой у себя перед лицом и, забираясь в машину, задержал дыхание.

Я не курила с университета, но в ту минуту запах дыма казался мне таким сладким, легким и похожим на аромат апельсина, что мне нестерпимо захотелось прижаться губами к противоположному концу сигареты Гленна и вдохнуть в себя пламя, табачные листья и все остальное.

Но вместо этого я вслед за Иэном села в машину и стала терпеливо ждать, пока Гленн докурит. Какая удивительная ответственность, подумала я о самой себе. И вдруг осознала, что, если мне так и не удастся избавиться от Иэна, то впереди меня ждет еще восемь лет вот такой жизни – жизни ответственной одинокой мамаши, которая отказывает себе во всем ради благополучия ребенка. Мне захотелось курить еще нестерпимее.

В машине Гленн рассказал мне историю о приглашенном дирижере, с которым он работал в Чикаго. Это был девяностолетний старик, и за сценой на всякий случай все время стоял дорожный дефибриллятор, и каждый раз, ударяя в басовый барабан, Гленн боялся, что старичок вот-вот отбросит коньки.

– Слушай, это было просто охренительно страшно! – сообщил он.

Я бросила на него многозначительный взгляд.

– Да ладно, парень небось уже слышал это слово, правда, Джоуи? Тебе сколько лет – семь? Восемь?

– Семь, – ответил Иэн.

Я посмотрела в зеркало заднего вида. Он сидел с самым непроницаемым лицом из всех, какие мне только доводилось видеть у детей.

– Ну вот видишь! – воскликнул Гленн. – Совсем большой парень! Когда мне было семь, я обожал чизбургеры. Ты любишь чизбургеры?

– М-м-м! – донеслось с заднего сиденья.

– Ну так вот, – продолжал Гленн свою прерванную историю. – Я, значит, бью в этот самый барабан и тут смотрю на литаврщика, а он пытается мне губами что-то сказать!

Я отключилась от волны Гленна и вместо его рассказа стала слушать, как поет Иэн. Он оставил в покое австралийский гимн и затянул “Хава Нагила”, которую, наверное, и в самом деле выучил в школе. Если так пойдет и дальше, то показания Гленна могут хорошенько запутать присяжных. “Клянусь, ваша честь, это был еврейский мальчик, не старше семи лет. А дядя его был родом из Венесуэлы”.

Мы остановились заправиться неподалеку от границы Огайо, и хотя на заправочной станции был телефон-автомат, он стоял у всех на виду, и я не могла воспользоваться им так, чтобы Иэн этого не заметил. Зато я совершила инфантильный поступок – купила себе пачку “Кэмел”, просто чтобы иметь ее под рукой. Я испытала большое удовольствие, запихивая пачку вместе с новой пластиковой зажигалкой зеленого цвета в карман сумочки, рядом с паспортом: теперь у меня было что-то вроде никотинового спасательного жилета. Иэн ушел в туалет, а Гленн наполнял три стакана коктейлем из фруктовой смеси с дробленым льдом.

Иэн выпил свой коктейль, еще не успев дойти до машины, и теперь скакал вприпрыжку далеко впереди нас.

– Угарный мальчишка этот твой Джоуи, – сказал Гленн.

– Да уж, с ним не соскучишься!

– Это точно. Я только, это, хотел сказать, что надеюсь, в Кливленде нам удастся немного побыть вдвоем. Ты была в Художественном музее?

Сидя в машине, большую часть времени я лихорадочно соображала, как бы избавиться от Гленна прежде, чем мы попадем в Кливленд. Если бы это было кино, мне бы пришлось его убить. Конечно, это повлекло бы за собой три других убийства, одно отчаяннее другого, а под конец меня бы подвела какая-нибудь ерунда вроде невыключенного света в библиотеке. Но в действительности в голове у меня пока не родилось никакого четкого плана. Самым мудрым было бы просто с ним разругаться, причем особенно хорошо получилось бы, если бы он первым захотел со мной порвать и отстал от нас по собственной воле. Если я вдруг заявлю сама, что больше не хочу с ним встречаться, он может что-нибудь заподозрить и к тому же затаит обиду.

– Да нет, я вообще не очень люблю художественные музеи, – соврала я, рискуя попасть в ад. А впрочем, одним грехом больше, одним меньше. – Я не понимаю, зачем они нужны.

– Ну ничего, там есть и другие места.

Мы шли по парковке, и я вдруг остановилась.

– Послушай, я все хотела тебе сказать, – начала я. – На этой твоей премьере, ну на которую ты меня приглашал. Классная, кстати, премьера.

– Так. – Гленн выжидательно поднял брови.

– Ну так вот, знаешь, смешно, конечно, но ты ведь видел такую рекламу – про “Мистера Блеска”? Ну, старая реклама, ей уже лет сто.

– Так, и что?

– Ну вот, слушай, там поется: “Мистер Блеск, мистер Блеск, та-да-ДА-да, та-да-ДА-да…” Понимаешь?

– Нет!

Он смеялся и качал головой, как будто я рассказываю ему что-то веселое и приятное, а вовсе не сообщаю, что вся его карьера – одна сплошная подделка.

– Я говорю: тут точно такой же мотив, как и в твоей песне. Ну, в том твоем произведении. Мелодия та же.

– Понятно.

– Да нет же, ничего тебе не понятно! – рассердилась я.

– Да понятно мне! Та же мелодия.

Он нагнулся и попытался меня поцеловать.

– Да послушай же ты: та-да-ДА-да, та-да-ДА-да… Ты что, не узнаешь?

Тут он посмотрел куда-то вдаль, как будто пытался что-то припомнить.