Запретное чтение

Кухня Лабазниковых была выкрашена в бледно-желтый цвет, на полке над мойкой стояли горшочки с травами. Часы на стене показывали десять минут четвертого. Иэн допил кофе, и плечи его немного расслабились.

– Это все из-за стресса, – шепнула мне Марта. – Из-за его бедной матери.

Конечно, она имела в виду вымышленную, суицидальную мать, а не ту, настоящую, анорексичную фундаменталистку. Я кивнула. Она налила Иэну еще одну кружку, потом дала три кружки взрослым и поставила варить новую порцию.

– Это, конечно, не настоящий русский кофе, – посетовал Леон. – От настоящего русского кофе вены чернеют! Твой отец, Люси, варил такой кофе – чистая нефть!

Иэн с влажным сипом втянул в себя побольше воздуха, чтобы осилить фразу:

– Вы были… знакомы с мистером Гуллом… еще в России? – спросил он.

– Ха! – воскликнул Леон. – Ярик Гулькинов учился со мной в одном классе! У него здорово шла математика, и я объясню тебе почему. Вот, например, спрашивает нас учительница: сколько будет семью восемь, а Ярик отвечает: сорок два. Учительница тогда говорит: нет, неправильно. И Ярик начинает объяснять, почему семью восемь – это именно сорок два, и объясняет до тех пор, пока учительница не признает, что это действительно так. А потом еще и заставлял извиняться за ошибку!

– А вы работали… на шоколадной фабрике?

Марта приложила ко лбу Иэна влажное бумажное полотенце.

– Вот подержи-ка так, – сказала она. – И перестань разговаривать.

У Леона был растерянный вид.

– На шоколадной фабрике? – переспросил он. – Нет…

– Но она правда была?

Марта и Леон посмотрели друг на друга поверх головы Иэна и некоторое время продолжали молча переглядываться, будто советовались, как повести себя в этой непростой ситуации – они были похожи на поставленных в тупик встревоженных персонажей какого-то фильма.

Но тут, к моему удивлению, Леон произнес:

– Конечно. Ленинградская шоколадная фабрика. Еще как была. Я открою вам секрет: такого вкусного шоколада я не ел больше никогда в жизни. В подвале у Гулькинова день и ночь трудились люди, причем работали они бесплатно – просто ради того, чтобы получить этот самый шоколад. Прямо как умпа-лумпы[60]. Это был настоящий триумф капитализма!

Тут Леон увидел, что Иэн снова готовится собраться с силами – очевидно, чтобы спросить, что такое капитализм.

– Но Марта права, – поспешил сказать он. – Тебе не надо сейчас разговаривать. Знаешь что: я, пожалуй, отведу Люси в подвал, познакомлю ее с хорьками, а ты пока посиди здесь тихонько с Мартой.

Мне не хотелось оставлять Иэна с кем-нибудь наедине, но у меня совсем не было сил, чтобы спорить, к тому же я была совершенно раздавлена мыслью, что с утра Иэна придется везти в больницу, а у нас даже нет с собой его страхового полиса. И вот я уже была на лестнице, ведущей в подвал и обтянутой ярко-зеленым ковровым покрытием, которое с каждой ступенькой становилось все мягче и мокрее – и под конец мои босые ноги вообще стали в нем утопать, как в болоте. Внизу в трех длинных проволочных клетках нас ждали хорьки – кстати говоря, наиболее вероятная причина приступа астмы у Иэна. Подвал был обшит деревом, здесь была барная стойка и допотопная атлетическая скамья, но все же главное место в помещении занимали клетки: они находились в самом центре подвала, и три изящных зверька элегантно потягивались в свете ламп – их одну за другой включал Леон. Первый, к которому я протянула руку, был персикового цвета с белой мордочкой, а другие два щеголяли в шубках цвета темного ореха. Леон опустился на атлетическую скамью, а я тем временем вежливо уделяла внимание Кларе, Валентине и Леви (к каждой клетке была приделана медная табличка с именем). Чем дольше я на них смотрела, тем больше меня восхищало, как по-змеиному ловко им удается изгибать позвоночник – прямо настоящая йога для грызунов.

Леон у меня за спиной произнес:

– Люси, я уже слышал эту историю. О шоколадной фабрике. Твой отец и Ане ее рассказывал.

Я рассмеялась.

– Да ничего страшного, он просто хотел развлечь Иэна, – сказала я и просунула палец между прутьев клетки, чтобы погладить персиковую Клару, которая казалась самой спокойной из троих. – Отличная история, но я прекрасно понимаю, что она выдуманная, не беспокойтесь!

Леон молчал, и мне стало от этого немного не по себе. Я обернулась, и мне в глаза бросилось странное несоответствие между атлетической скамьей и усталым стариком в пижаме, со слабыми мышцами и больными суставами – трудно было представить, что когда-нибудь он еще решит ею воспользоваться.

– Люси, – наконец заговорил он, – меня всегда беспокоила эта его история про фабрику. Даже когда он рассказывал ее Ане. Но он продолжает ее рассказывать и сейчас, когда прошло столько лет.

Я пожала плечами, рассмеялась и почувствовала себя ужасно неловко.

– Да нет же, я понимаю, что он выдумывает, – сказала я. – Ничего страшного.

– Ленинградская шоколадная фабрика действительно существовала, когда мы с Яриком были маленькими – нам было лет шесть-семь, а может, восемь. Но ее основал не твой отец, а твой дед. Он устроил ее в подвале своего дома, как я и говорил сейчас за кофе.