Запретное чтение

3 Иэн – довольно необычное имя для десятилетнего ребенка. Смотрите, о чем я. На сайте администрации социальной безопасности имя Иэн занимает 74-е место в списке популярных имен среди мальчиков, рожденных десять лет назад, и его популярность оставалась примерно одинаковой с середины 70-х до конца 90-х (а “заблудшая овца” наверняка родилась в пределах этого временного отрезка). Другими словами, это довольно редкое имя. Если же прибавить к имени первую букву фамилии – “Д.”, да еще сопоставить даты размещения новости о пропаже мальчика и поста на сайте Боба Лоусона, а также учесть фактор географической близости, картина сложится вполне отчетливая.

Вывод: если в обоих случаях речь не идет об одном и том же ребенке, то это просто чертовски странное совпадение.

Мы согласны, путь от Ганнибала до Сент-Луиса – не самый близкий (сайт “Поиск маршрута” измеряет его двумя часами), но что такое двухчасовое путешествие для любящего родителя, который заботится о “разгомосексуализации” ребенка?

Доктор Кен Вашингтон, руководитель частного детского психиатрического центра в Нью-Йорке, сегодня утром написал в своем письме в “Лоло-блог”:

“Последние исследования показали, что около 42 процентов бездомных тинейджеров считают себя геями, лесбиянками или транссексуалами. Если учесть, что в Америке насчитывается 1,6 миллиона детей, сбежавших из дома, число подростков с нетрадиционной сексуальной ориентацией впечатляет”.

В большинстве случаев дети убегают из дома потому, что их оттуда попросту вышвыривают, но Иэн Дрейк – определенно другая история. Впрочем, доктор Вашингтон пишет, что “желание убежать из враждебной семейной среды и психологическое давление сексуального “перепрограммирования”, безусловно, мало чем отличается от той модели “отсутствия чувства дома”, которую мы наблюдаем у юных беглецов, хотя в большинстве случаев мы, конечно, имеем дело с подростками”.

Дальше в статье говорилось об истории и философии феномена пастора Боба и о других подобных программах, а также о том, что за последние сутки несчастные корреспонденты “Лолоблога” набирали номер “Миссии счастливых сердец” не меньше ста раз, но им так никто и не ответил. Статья занимала восемь страниц, и дальше об Иэне в ней почти не говорилось.

Я откинулась на спинку стула и попыталась как-то отреагировать на прочитанное. Никаких отчетливых мыслей у меня пока не было, если не считать того, что i) после этой статьи никто не начнет показывать пальцем в мою сторону; 2) она, возможно, разбудит повышенный интерес к делу о пропавшем мальчике, и это совсем нехорошо; и 3) если у Дрейков есть хоть немного мозгов и хороший адвокат, они могут до последней рубашки засудить и сам “Лолоблог”, и лично Артура Левитта за клевету.

Я вернулась в Анину комнату, попыталась расчесать волосы щеткой, но быстро махнула на эту затею рукой.

Внизу Иэн сидел за обеденным столом как настоящий король. Марта стояла у плиты, уже совсем по-итальянски обвязавшись передником, а Леон вальяжно развалился на стуле, потягивал пиво и курил сигару, дым от которой он милосердно выдыхал в сторону от Иэна, через каждые несколько секунд поворачивая голову вбок и выпуская дым сквозь дверь в столовую. Иэн, похоже, ничего не имел против дыма. Настроение у него определенно было приподнятое. На столе стояло блюдо нарезанного толстыми ломтями канадского бекона, яичница-болтунья со сладким перцем и луком, две целые палки салями, полный кофейник кофе, тарелка нарезанного хлеба, кирпичик мюнстерского сыра, несколько видов джема, горчицы, арахисовое масло и еще три непочатые бутылки пива. Иэн улыбнулся мне во весь рот и отправил туда же полную вилку яичницы. Волосы у него на голове застыли четырьми отдельными прядями, склеенными “Хорьком-суперблеском”.

– Обожаю русские завтраки! – воскликнул он.

– Это не русский завтрак! – закричал Леон. – Это завтрак, который русские едят в Америке!

С тех пор как мы уехали из Ганнибала, мы еще ни разу так хорошо не ели. Леон заставил меня выпить две бутылки пива, и теперь было ясно, что за руль в ближайшее время я сесть не смогу. А Иэн и не хотел уезжать. Он снова пошел в подвал смотреть на хорьков, а еще спросил у Марты, нет ли у нее каких-нибудь фотографий из России (они у нее, конечно, были), и попросил Леона объяснить ему поподробнее, что такое коммунизм. Ответ растянулся на монолог не меньше часа длиной, но, по крайней мере, в нем не было отцовского анекдота про кошку и горчицу. Я помогла Марте вымыть посуду, Леон выкурил еще одну сигару, и Марта начала накрывать на стол к обеду, хотя, если не считать вылазки Иэна в подвал, мы еще даже не успели выйти из кухни. Я вдруг вспомнила об обувной коробке – интересно, она так и лежит на прежнем месте? По дороге на кухню я ее не заметила.

Марта поставила перед Иэном стакан молока, и он расплылся в благодарной улыбке. Наверное, примерно так в его представлении выглядел рай.

– Молоко – это для детей первая вещь! – одобрительно прогремел Леон. – Будешь Гласс – зоркий глаз!

– Что? – не понял Иэн.