Запретное место

– Мы попросили полицию Тролльхэттана проверить, кем был этот Стефан Вик. Единственное, что приходит мне в голову, – это разборки криминального мира. Где еще встретишь такую жестокость? Вопрос в том, при чем тут Юханнес. Наркотики? В художественной школе как вообще с наркотиками?

– Насколько я знаю, ничего такого, – ответила Майя. – И как я уже сказала, Юханнес производит впечатление совершенно обычного студента. Надо бы поговорить с этой девушкой, Натали. Говорят, она сидит с ним в больнице.

– Да, похоже, тут нужен серьезный разговор, – согласился Лейф и почесал затылок. – И все эти золотые монеты. – Лейф рассеянно наблюдал за размытыми фигурами за окном. – Какой в них смысл?

Майя откинулась назад. Она размышляла, стоит ли ей озвучить свои мысли. Но Лейф раскусил ее.

– Ну говори, – обратился он к Майе. – Я же вижу, что ты о чем-то думаешь.

Она обвела взглядом зал, потом снова посмотрела на Лейфа.

– Не уверена, что тебе это понравится. Мы с тобой, кажется, мыслим в разных направлениях.

– Продолжай.

– Жертвы, – сказала она.

Лейф посмотрела на нее.

– Что ты имеешь в виду?

– Раньше богам приносили жертвы, – сказала Майя. – Следили за тем, чтобы это было нечто чрезвычайно ценное. Чтобы боги остались довольны. Еда, орудия труда и прочие материальные вещи ценились меньше всего. Затем шли животные. А верхнюю строчку «рейтинга» занимали человеческие жертвы. Для того чтобы максимально обезопасить себя, этих людей одевали в красивые наряды, или же…

– Или? – Лейф пытался просунуть палец между кофейной чашкой и ручкой, но потом сдался и взял чашку в ладонь.

– Или их карманы наполняли ценными предметами.

– Это ты в музее узнала? – спросил Лейф. – Ты не слишком много фантазируешь?

– Да, наверное, – призналась Майя. – Но могила Стефана Вика действительно выглядит как жертвенник.

Лейф кивнул.

– То есть ты хочешь сказать, что мы имеем дело с… суеверным человеком? С кем-то, кто верит в жертвоприношения?

– Да, с человеком, преследующим какие-то особые цели. Точно так же, как раньше жертвы приносились ради победы в войне или хороших урожаев. Или чтобы уберечься от злых сил. Значит, кто-то готов пойти ради этого на убийство.

Снова наступило молчание.

– К чему ты клонишь? – Казалось, Лейф изо всех сил старается избежать очевидных выводов. – Ты хочешь сказать, что и в наше время люди приносят жертвы богам?

Майя подняла на него глаза.

– Во всяком случае, кто-то это делает, – сказала она. – Мы не можем закрывать глаза на очевидные параллели.

– Это ты про Брусничную девушку?

– Да. – Майя сделала глоток кофе. – На ум приходит Брусничная девушка, ее тело ведь тоже было проткнуто колом. То, что мы теперь нашли современный труп, пронизанный колом, в том же болоте, вряд ли можно считать совпадением.

10

Лодочная станция Омоля выглядела точно такой, какой она ее запомнила. Они отмечали здесь окончание каждого учебного года. Ели вафли и мороженое. Она всегда выбирала одни и те же сорта: черничное, шоколадное, фисташковое. Или клубничное. Но только не ванильное.

Тогда она была самой обыкновенной девчонкой.

Совершенно другим человеком.

В другое время.

Мама с папой пили кофе. Добавляли молоко из маленьких круглых упаковок с крышечкой из фольги. Папа всегда долго возился с крышкой.

«Помоги мне, дорогая».

Море нежности. Нежность, проскальзывающая в низком терпеливом голосе, в которую хотелось закутаться, как в одеяло.

А по маминому взгляду всегда было заметно, как она тронута. Тем, что Натали закончила еще один учебный год. Тем, что они, несмотря ни на что, дружная семья. Это был теплый взгляд, полный любви, – но было в нем что-то еще, невыразимое. Как будто своим взглядом она дарила Натали возможность самой выбрать из множества вариантов.

И солнце. Всегда солнце. Так ей запомнилось.

Вот и сейчас осеннее солнышко сверкало маленькими фейерверками в воде между лодок на причале. Киоск с мороженым перенесли в другой угол, а в остальном ничего не изменилось. Наверняка столики и стулья новые, она точно не помнила.

Лодочная станция. Городская гордость. «Самая красивая в Швеции», как написал однажды кто-то где-то. С тех пор так и считали. Летом все ходили сюда или в Эрнес, где имелся отличный пляж.

А теперь уже совсем не лето. Но это место единственное пришло ей в голову, когда Натали решила съездить в Омоль где-нибудь перекусить. Она понятия не имела, есть ли в городке какое-нибудь другое кафе – вероятно, даже не одно, там блестящие кофейные аппараты взбивают молоко в воздушную пену, и никаких пластиковых коробочек с крышками из фольги. Но Натали их не знает.

И вот она здесь, в этом городе, где когда-то училась в школе и где, скорее всего, жила бы сейчас, не случись то, что случилось. А может быть, и нет.

Наверное, она бы все равно переехала.

Тук, тук, тук.

Не сейчас.

Главное – дышать глубже.

Внезапно возникшая тень над столом прервала ее мысли.

– Натали? Это ты?

Она подняла глаза. Перед ней стояла Майя, фотограф из полиции.

– Здравствуй, – сказала Натали.