Запретные воспоминания

Странно, но в ресторане она не заметила никаких манипуляций у соседнего столика. Если кто-то и обыскивал ее сумку, чтобы снять слепок с ключа, то сделал это так профессионально, что не привлек внимания – ни ее, ни, что гораздо важнее, Инны Полянской, которая мало того, что обладала потрясающей способностью замечать детали, так еще и сидела лицом к злополучному столику. Что ж, надо признать, что внезапный неприятель – профессионал, и удвоить бдительность. Первым делом – врезать новый замок. Вторым – не оставлять квартиру не на сигнализации, даже если выходишь вынести мусор.

По большому счету, нынешняя ситуация не вызывала у нее удивления. Именно сейчас «Мед-Систем» находился в стадии подготовки к борьбе за два крупных контракта, на кону стояли полмиллиарда, поэтому неожиданных поползновений в свой адрес от конкурентов Влада вполне себе ожидала. Вот только что можно искать в ее квартире, если все важные документы и материалы хранятся в офисе?

Впрочем, за офис можно было не переживать. Она точно помнила, что, уходя, сдала его на охрану, а значит, при малейшем сигнале тревоги специально обученные люди приедут на объект в течение трех минут. Да и в бумагах в офисе, по большому счету, тоже не было ничего столь важного, чтобы за этим охотиться.

Обойдя всю квартиру, Влада окончательно убедилась, что в ней никого чужого нет. Покормив собаку, которая тянулась за ней хвостом, явно не понимая странного пренебрежения хозяйки, она наконец сходила в ванную комнату, смыла с лица косметику, постояла под горячим душем, потому что холод внутри перешел в озноб, натянула любимую пижаму и улеглась в кровать. Часы показывали пятнадцать минут первого.

Для Влады время было еще «детским», но сегодняшний день так эмоционально вымотал ее, что, немного подумав, она выпила таблетку успокоительного, которое на всякий случай держала в прикроватной тумбочке, выключила свет и тут же уснула, словно выключилась. Снился ей Владимир Радецкий, и настолько неприлично, что около двух часов ночи Влада пробудилась, тяжело дыша. Озноб, донимавший ее в течение вечера, сменился жаром, который заливал тело от макушки до пяток, особенно концентрируясь в тех местах, где и положено после неприличного сна. Да что ж такое-то.

Влада вылезла из кровати, сходила на кухню, чтобы достать из холодильника бутылочку с холодной газировкой. То, что с ней происходило, не поддавалось логике, а Владислава Громова не любила, когда чего-то не понимала.

«Возраст, матушка, – сказала она вслух. Голос в темноте пустой квартиры прозвучал тонко и как-то жалобно, – возраст и связанный с ним гормональный сбой. Успокойся и прекрати вести неравный бой с надвигающейся старостью». Несколько глотков ледяной воды привели ее в чувство, перестало бешено колотиться сердце, начали подмерзать босые ноги. На цыпочках Влада вернулась в спальню, залезла под одеяло и снова уснула. До самого утра никакие сновидения ее больше не тревожили.

* * *

Владимир Радецкий не любил понедельники. Лентяем он не был, работу неизбежным злом не считал. Он вообще ее ценил – свою выматывающую, зачастую неблагодарную, трудную, но такую необходимую людям работу, и делал ее хорошо и знал об этом, не нуждаясь больше ни в чьем одобрении или признании. Он вообще все про себя знал, и удивить его чьей-то любовью или, наоборот, ненавистью было невозможно.

И все-таки понедельники он терпеть не мог, потому что именно в этот день проходили все нудные, долгие и зачастую бессмысленные планерки с Минздравами – федеральным и региональным, на которых в очередной раз приходилось убеждаться, как «узок был круг этих людей, страшно далеки были они от народа». Кажется, так говорил вождь мирового пролетариата, и ничего ведь не изменилось за сотню с лишним лет.

Выходные Радецкий провел как и планировал – с удовольствием. В субботу с утра сел в машину и уехал в Питер, где пообщался с дочерью, пообедал с ней в ресторане, сходил на концерт (в этот раз это был джаз), переночевал на диване в купленной им же несколько лет назад, когда стало понятно, что в родной город ребенок точно не вернется, квартире, аккуратно выяснил, что замуж ребенок пока не собирается и делать его дедом тоже, облегченно выдохнул, потому что к подобным нововведениям был пока не готов, и в воскресенье с утра отправился в обратный путь, чтобы успеть проехать семьсот километров если не засветло, то хотя бы не в кромешной тьме.

На трассе он всегда отдыхал. Ему нравилось рулить, включив любимую музыку и позволяя мыслям свободно течь в голове. Почему-то в дороге он никогда не размышлял о чем-то плохом или просто раздражающем, только о приятном, приносящем удовлетворение, например о вчерашнем концерте, о том, что дочь стала совсем взрослой и что из нее получилась очень даже разумная барышня, за которую можно не волноваться.