Запретные воспоминания

До второго совещания оставалось пятнадцать минут, следовало успеть поесть, потому что дальше день был расписан тоже по минутам, как всегда по понедельникам, но, убеждая себя, что его действия вызваны исключительно желанием лучше подготовиться к селектору и быть готовым к ответу на любой каверзный вопрос, Радецкий не стал просить секретаршу придумать что-нибудь с едой, а взял телефон и отправил сообщение Владиславе Громовой: «Владислава Игоревна, добрый день! Что-то где-то как-то не сработало. Устраивает ли Вас тот документ, который я отправил Вам в пятницу? И когда мы сможем его обсудить?»

Она ответила сразу, как будто держала телефон в руках.

«Здравствуйте, Владимир Николаевич. По моей информации, сегодня мой отдел закупок составит дополнительную смету, и я смогу сказать, какие обязательства мы можем на себя взять. Думаю, что завтра буду готова обсуждать детали ваших пожеланий».

«Хорошо, тогда жду вас завтра. И главное – не бойтесь ваших желаний», – написал он. Кажется, в выходные он пришел к выводу, что ступать на тонкий лед не стоит.

«Я не боюсь», – сообщил телефон.

«Когда ваши мечты будут сильнее ваших страхов – они начнут сбываться».

«Это фактически мой девиз. Я всегда перевожу мечты в цель», – доложила Владислава Громова.

«Надеюсь, мы избежим разочарований в этой части. Если не будем тянуть кота за хвост еще несколько лет».

Продолжать хотелось и дальше, но установленный на компьютере зум показывал, что начинается селектор.

«Вынужден прерваться, потому что иногда все-таки работаю, – с сожалением написал он. – До скольких вам можно писать по вечерам, чтобы это было удобно?»

«До бесконечности. Обычно если я не сплю и не под наркозом, то отвечаю сразу», – быстро ответила она и тут же добавила: «Выходных тоже касается».

Так, значит, она ждала его сообщений в выходные. Что ж, это чудесно.

«Хорошо, я это учту. И буду находиться в том же режиме», – отстучал он, глядя, как на экране монитора на свое место усаживается министр здравоохранения, и отложил телефон в сторону.

Пока шел селектор, ему дважды звонила Инна Полянская. Несмотря на то что Радецкому было интересно узнать, что именно удалось накопать настырной журналистке, он был вынужден скидывать ее звонки, ненавидя в этот момент и Минздрав, и цифровизацию, и все здравоохранение.

Над его головой все еще работала полиция. И в хирургии, и в кардиохирургии продолжались опросы сотрудников, люди дергались, работа стопорилась, и на данный момент найти убийцу было гораздо важнее всего остального, и почему-то Радецкий был уверен, что собранная Инной информация обязательно поможет.

Когда селектор наконец закончился, в приемной уже сидели люди. Некоторых он вызвал сам, другие пытались попасть на прием к главврачу, чтобы решить какие-то рабочие проблемы, и в этой деятельности не было и не могло быть мелочей, потому что из них складывался огромный живой организм, называемый областной клинической больницей.

Через сорок минут у Радецкого было назначено то самое совещание с Фондом обязательного медицинского страхования, которое на прошлой неделе пришлось отменить из-за убийства Ираиды Нежинской. И все-таки любопытство оказалось сильнее жесткого правила делать все вовремя и укладываться в график. Дав указание секретарше попросить людей в приемной подождать, он набрал телефон Полянской.

– Добрый день, Инна Сергеевна. Простите, не мог раньше ответить. Вам сейчас удобно говорить?

– Да, вполне, Владимир Николаевич, – откликнулась та.

– Вам удалось что-нибудь узнать?

– Да. Конечно, субботой пришлось пожертвовать и провести два часа в нашей областной библиотеке, но результат, ей-богу, стоил того, чтобы дышать газетной пылью. Впрочем, кроме подшивок, я еще перетряхнула свои связи в областном архиве, который открыли ради меня в выходной, так что плюсуем четыре часа, в течение которых мне пришлось дышать еще и бумажным клещом.

– Инна Сергеевна, готов подарить вам небулайзер для ингаляций, поскольку уже начинаю чувствовать свою вину в нанесении вреда вашему здоровью, – усмехнулся Радецкий. – Мне очень неудобно, но у меня в приемной сидят четыре человека, которые рвутся со мной переговорить, поэтому давайте ближе к делу. Только не обижайтесь.

– Да бог с вами, Владимир Николаевич, я вообще необидчивая, – усмехнулась журналистка. – Тем более что про вашу занятость все прекрасно понимаю. Но и вы меня поймите, это довольно долгая история, поэтому я не смогу рассказать ее вам в двух словах. Давайте я лучше подъеду, когда у вас будет время.

Радецкий посмотрел на часы, потом на ежедневник, в котором все было расписано до половины седьмого вечера. Проклятый понедельник.

– Инна Сергеевна, приезжайте к половине седьмого, – сказал он, вздохнув. В неизвестности предстояло промаяться еще четыре часа. Впрочем, ему есть чем их занять. – Сможете?

– Смогу, – твердо сказала Полянская, у которой, он это знал, время никогда не делилось на рабочее и нерабочее.