Запретные воспоминания

Наверное, нужно было рассердиться на себя за взявшееся невесть откуда слабоволие, но телефон снова пискнул, давая возможность сфокусировать внимание на появившейся там строчке: «Время и возможности!» Прочитав сообщение, Влада вздохнула. Искать время и возможности двум взрослым, состоявшимся в жизни людям всегда сложно. И притираться сложно, и царапаться о чужие зазубины, нанесенные жизнью, придется. Сложно это, очень. Но никто и не обещал, что будет легко. Никогда.

Ее немного смущало, что она никогда и ничего не слышала о личной жизни Радецкого и даже не знала, женат ли он или в разводе. С одной стороны, он имел возможность писать ей до глубокой ночи, и это никого не напрягало. С другой – вряд ли столь потрясающий мужик был свободен, а влипать в отношения с женатым человеком Влада не хотела. Плавали – знаем. Свидания украдкой, бросаемые тайком взгляды на часы, неуклюжая ложь и постоянные оправдания, одиночество на любые праздники, нет, такая жизнь ей была не по нраву. Не могло быть от нее никакого удовольствия, только постоянная боль. А раз так, то надо закончить все еще до начала.

Еще раз вздохнув, Влада силой воли заставила себя вернуться к работе и выполнить намеченное на сегодня. Она бы в любом случае поступила так, даже если бы ее терпеливо ждал Женюсик, но никто ее не ждал, у всех были свои дела, своя жизнь, в которой не было места Владе Громовой. Завершив наконец дела и вычеркнув последнюю строчку в ежедневнике с такой силой, что под стержнем ручки порвалась бумага, она поехала домой, где ее ждал соскучившийся Беня.

Вечер вторника был совсем обычным, тек себе не спеша, без всплесков и потрясений. Есть Владе не хотелось, была у ее организма такая особенность: в моменты особых волнений он просто прекращал нуждаться в еде, которую приходилось впихивать в себя насильно, ради здоровья. Вот и сегодня в обед она съела всего ничего, но чувства голода не было, наоборот, при мысли о еде немного мутило, поэтому Влада порезала себе два яблока и один банан и завалилась в кровать, бездумно уставясь в телевизор. Привычный релакс не помогал, внутреннее напряжение не отпускало. Она словно чего-то ждала, вот-вот, вот-вот, ну сейчас же.

Звякнул телефон, и она встрепенулась, схватила его с тумбочки, разочарованно увидев, что присланное сообщение от подруги, с которой они не общались, кажется, целую вечность.

«Ты куда пропала? – спрашивала та. – У тебя все в порядке? Ты в делах или в мечтах?»

Если бы Влада могла ответить на этот вопрос хотя бы самой себе.

«Все в порядке. Дел много. Давай потом», – написала она, зная, что подруга не обидится. Не такой у нее был характер. Телефон снова звякнул, на этот раз подруга прислала подмигивающий смайлик. Влада вернула телефон на тумбочку, с ожесточением захрустела яблоком, которое казалось совершенно безвкусным, словно сделанным из картона. Тьфу ты, пакость.

«Упс» – снова сообщил телефон, сердце покатилось куда-то вниз, словно догоняя проглоченный яблочный ломтик. Это пришло сообщение от одного из поставщиков, уточняющего какую-то позицию по договору. Что за люди, откуда у них берется эта готовность работать ночью. «Упс». Ксюша спрашивала, все ли у нее в порядке. Господи, да что же помощница привязалась с этой не нужной никому заботой. Конечно, у Влады все в порядке, она же не ребенок.

«Упс», «упс», «упс» – Владе написали мама, двоюродная сестра и Ира Веретьева, отпрашивающаяся на завтра с работы из-за того, что заболела дочка. Да что им всем от нее надо-то? Каждый раз, как приходит сообщение, у нее в душе расцветает и, не родившись, умирает надежда. Если ей сегодня напишет кто-нибудь еще, то, пожалуй, душа не выдержит этих бесконечных похорон.

«Упс». В очередной раз вздрогнув, Влада обреченно взяла с тумбочки телефон. «Радецкий Владимир Николаевич», доложил экран, словно подмигнул. Ну да, 23:15, чему удивляться. Она открыла сообщение, которое оказалось стихотворением.

Когда мы встретимся однажды и познакомимся, конечно…[3]

Такими строками начиналось оно. Когда ей последний раз присылали стихи? Не стоит и напрягаться, вспоминая. Никогда.

«Еще», – попросила она в ответ. И тут же получила еще одно стихотворение, первое четверостишие которого заставило сердце забиться быстро-быстро.

Так хочется дотронуться, так страшно прикоснуться…[4]

Вот, спрашивается, что на это отвечать? Впрочем, отвечать ничего и не пришлось, поскольку сразу последовало сообщение в прозе: «Владислава Игоревна, давайте завтра поужинаем вместе. Вы какой ресторан предпочитаете?»

«Количество народа в ресторане имеет значение?» – отбила она.

«А что зависит от народа?» – не понял Радецкий.

«Степень приватности».

«Владислава Игоревна, душа моя, падение должно быть публичным, – прочитала она и засмеялась. – Можете выбирать ресторан исключительно в зависимости от вкусовых предпочтений. Все остальное не имеет значения».