Запретный лес

План кампании! Он оставался неясен, и мучительное беспокойство не покидало Дэвида ни в постели, ни за столом. Он решил не доверяться собратьям-священникам, ибо чем они могут помочь ему? Мистер Мёрхед не примет его всерьез, ведь жители Вудили так охотно выступили в поддержку Ковенанта. Мистер Праудфут обязательно поверит, но предложит строго придерживаться догматов. Мистер Фордайс из Колдшо тоже казался неверной опорой, потому как этот болезный праведник был способен только на утешение, но не на борьбу. Нет, Дэвиду предстоит сражаться в одиночку, надеясь, что Бог сам ниспошлет ему союзников. Для битвы требовались воины, разящие не словом, а делом, ветхозаветные пророки, собственными руками уничтожавшие чащи, выкорчевывавшие алтари и рубившие Агага на куски[78]. Но как сыскать таких в краю, где боголюбцы робки, как овцы, а их пастыри лишь гремящие голоса в тумане?

Июнь оказался месяцем жаркого солнца и чистого небосклона, холмы высохли добела, и можно было без опаски гулять по некогда глубоким топям. В такую погоду дома не усидишь, и как-то днем, во время беспокойного похода вдоль Руда, Дэвид неожиданно встретился со старым знакомым. В долине, там, где пересекались пути из Клайда и Аллера, он нос к носу столкнулся с арендатором из Риверсло, поднимающимся с лошадкой на поводу по крутому каменистому косогору.

Этот человек, Эндрю Шиллинглоу, оставался загадкой как для прихода, так и для священника. Это был высокий худой мужчина лет сорока с небольшим, черноволосый и чернобородый, с угрюмым лицом и улыбчивым ртом, похожий на радушного дикаря. Он считался лучшим фермером в округе, поговаривали, что денег у него не меньше, чем у мельника, но доказательств подобного процветания, кроме добротных построек усадьбы Риверсло, не имелось. Он являлся обладателем единственной в Вудили хорошей верховой лошади и постоянно был в разъездах, избороздив край не меньше, чем какой-нибудь ходебщик. Он мог месяцами не бывать дома, и частенько шла молва о том, что его видели то в Галлоуэйе, то на западе или же на границе с Англией, посему обмен слухами о его занятиях сделался любимым времяпровождением среди соседей. Он ничего не покупал и не продавал в пределах Вудили, держался особняком, но внимательному человеку сразу становилось понятно, чем он занимается. Был он не только фермером, но и купцом и посредником, и во времена, когда редко кто выезжал торговать за пределы родной местности, он вел дела на дальних рынках. В краю домоседов Шиллинглоу был единственным путешественником.

Мало кто любил его, так как речи его были полны ехидства. Но боялись все, ибо его вспыльчивый нрав стал притчей во языцех. Стоило ему выпить, он немедля затевал ссору, и не раз завсегдатаи «Счастливой запруды» становились свидетелями драк – Шиллинглоу славился не только словесной несдержанностью. Три года назад он схоронил жену, детей у них не было, и жил он с пожилой, глухой и подслеповатой, родственницей, присматривающей за домом. Было сложно назвать Эндрю примерным прихожанином, ибо в кирке он появлялся редко: зимой ему мешали сугробы и незамерзающие болота, лето он проводил в странствиях. Он не нравился старейшинам, и они как-то собирались вызвать его на собрание Совета, но потом поняли, что горбатого могила исправит.

Шиллинглоу остановился у начала узенькой тропки, одной из тех, что принято называть стёжками, и подождал, пока Дэвид подойдет.

– Добренького вам дня, сэр, – громко поздоровался он. – Надобно дать Бесс передохнуть – издалече шлепаем, аж от самого Крофордджона. Занесло меня туды вчерась глянуть на камберлендских овечек, их надысь в наши края завезли. Разумею я, не приживутся они у нас. Мож, они для тамошних зеленых лугов и ладны – тама корма хычь ногой топчи, – а вот верещатники ни в коем разе не по ним… Присядемте-ка, сэр. Вы-то как в этакую даль забрели? Не ко мне ли в Риверсло отправились?

Дэвид с удовольствием растянулся на склоне рядом с ним. Фермеру хотелось поболтать, да и сам он давненько не разговаривал с соседями.

– Я просто прогуливаюсь, – объяснил пастор, – отдыхаю душой и телом. Временами мне кажется, что в Вудили и вдоха свободно сделать нельзя.

– Угу, – подтвердил мужчина. – Истину речете! Так оно и есть. – Он криво улыбнулся и с прищуром посмотрел на священника.

– Вы родились в этом приходе? – спросил Дэвид.

– Неа. Я из дальних краев. Так тута своим и не заделался, хычь годков десяток, а то и поболе как обитаю в Риверсло. Отец мой, честный малый, из Гленкенса, а матушка из Нортумберленда. Обосновались они в Данскоре, тама я и народился, но был я по младости буйной головушкой, на месте мне не сиделось, скитался по всему Лоуленду, от Форта до Солуэя. А ныне дом мой в Вудили, похоже, тут мне и лежать в землице.

У Шиллинглоу был неместный говор, и Дэвиду показалось, что эти края так и не стали ему родными и интересы и чаяния Вудили далеки от него. Он смотрел на Риверсло, растянувшегося рядом и прижимающего одной ногой поводья лошади, вид у того был уверенный, решительный, не без приязни.