– Можете передохнуть в моем Раю, – сказала она. – Разрешаю вам. Я угощу вас земляникой. Расскажите, что терзает ваше сердце.
Он поведал ей о том, что видел в канун Белтейна. Говорил неуверенно, пропуская многие детали. Рассказал о неприятностях с прихожанами, о своем одиночестве, о миссии, которую возложил на себя:
– Я полон решимости. И если мне придется идти туда в одиночку, я не сдамся. Слова Монтроза служат поддержкой и мне: рука Господа не сократилась на то, чтобы спасать.
Девушка погрузилась в раздумья.
– Вы пришли сюда увидеться со мной?
– Я был убежден, что найду вас в Раю. Мой рассказ не для девичьих ушей, но я здесь, чтобы предупредить вас, госпожа. Долгая лощина, доходящая до Рудской мельницы, – пограничная полоса: перейдете ее – и попадете в царство тьмы. В первый раз я встретил вас среди сосен. Умоляю, не ходите туда более даже днем: сей Лес проклят.
Она кивнула:
– Я тоже это почувствовала. В конце весны, гуляя там, я ощущала, что меня окружает мрак, а однажды так испугалась, что побежала прочь – бежала и бежала, пока не оказалась в лещиннике. Теперь я не переношу одного вида темных сосен. Вы говорите, там колдовство. – Она понизила голос, а глаза стали серьезными. – Что это за колдовство?
– Не могу сказать, знаю лишь, что в нем средоточие тьмы, что сердца моего несчастного народа опутаны этим злом… Спаси меня, Боже, но я собственными глазами видел то, что невозможно забыть… Тихое служение окончено для меня, теперь я солдат Христа и буду сражаться до самой победы.
– В одиночку?
– У меня есть тот, кто будет на моей стороне. – И он рассказал ей о Риверсло.
– У вас есть еще один сторонник, – вскричала она. – Я ваш друг, а это место – наше убежище. Если мне не доведется биться рядом с вами плечом к плечу, знайте, я здесь и желаю вам добра. Этот Рай теперь и ваш Рай. Я дарую его вам. – И она протянула ему руку.
Дэвид снял берет.
– Вы пели, – сказал он, – и ваша песня была правдива: «Обретет успокоенье стон неутешимый». Вы наполнили отвагой мое сердце, госпожа Катрин. Разрешите мне иногда приходить сюда и беседовать с вами, это будет подобно колодезю Вифлеемскому для царя Давида… Я буду знать, что вы здесь, даже если вы не пошлете за мной.
– Тогда и наш зеленый лес заколдован, – грустно улыбаясь, сказала она, – ведь и я знала, что сегодня вы обязательно придете сюда.
Глава 9
В канун Ламмаса[81]
Как-то в июле Дэвид оседлал свою лошадку и отправился в Аллерский приход на заседание Пресвитерского совета. Прибыв туда, он обнаружил, что все кругом в замешательстве. Обычные «практики» были забыты, отменили доклад на богословскую тему, столь полезный юным пасторам. Большую часть времени собравшиеся молились в кирке за примирение в Земле обетованной и в снедаемой раздорами стране, а обед в «Скрещенных ключах» не являл собой пример братского согласия. Однако был он многолюден, и одним из мирских сотрапезников оказался Эфраим Кэрд.
За столом мистер Мунго Мёрхед, черпавший сведения из писем из Эдинбурга, поведал печальные известия о войне на севере. Монтроз-бунтовщик со своими дикими ирландцами одерживал одну победу за другой и сейчас направил силы на юг, к самому сердцу Шотландии.
– Что ж Дэйви Лесли так медлит? – восклицал аллерский священник. – Что проку от ковенантского государства и освобожденной Церкви, ежели гремящий доспехами амалекитянин гонит наших ратников от Дана до Вирсавии?[82]
Истинно глаголю вам, судари, сия война, начавшаяся в долинах Высокогорья, скоро постучится и в наши двери, и наш несчастный народ будет вынужден участвовать не гласом и словом и не росчерком пера, ему придется страдать, и поносить врагов своих, и проливать кровь. Воды Форта и Аллера окрасятся багровым, смерть прошествует по нашим полям. Готовы ли мы, вопрошаю я… и вновь повторяю свой вопрос. Какие дары возложим на алтарь в грядущий день жертвоприношения?Страх придал мистеру Мёрхеду достоинства. Перед собравшимися стоял воин, с плотно сомкнутыми губами, с огнем в глазах под тяжелыми веками. Мистер Праудфут из Боулда тоже был полон решимости сражаться. Он раздобыл где-то высокие военные сапоги. Расправив могучую грудь, он издал рык поддержки, выглядя при этом не менее устрашающе, чем железнобокие[83]
.– Нам должно убедиться, что в наших рядах нет хананейских изменников, – взревел мистер Праудфут, – ибо Судный день близок. Да объединится Избранный народ: всякий дом, разделившийся сам в себе, не устоит[84]
. В день гнева нужны лишь две опоры – чистые помыслы и всеобщее единство. Глаголю вам, только эти плотины способны удержать поток языческой ярости.