Запретный плод

— Ты хочешь, чтобы я перестала? — спросила Дарлин. Глаза ее были прикрыты в щелочки, она глубоко дышала, полные губы были полны ожидания.

Он пытался сказать что-нибудь осмысленное.

— Если мы это будем делать… Анита останется одна. Так нечестно. Ее первая вечеринка.

Дарлин поглядела на меня — быть может, в первый раз.

— Это с такими-то шрамами?

— Шрамы от настоящего нападения. Я ее уговорил сюда прийти. — Он вытащил ее руки у себя из-под рубашки. — Не могу ее бросить. — Глаза его снова стали обретать фокус. — Она не знает правил.

— Прошу тебя, Филипп, — сказала Дарлин. — Я так по тебе скучала.

— Ты же знаешь, что они с ней сделают.

— Тедди с ней побудет для охраны. Он правила знает.

— Вы уже бывали на вечеринках? — спросила я.

— Да, — ответил Эдуард. И выдержал мой взгляд, пока я пыталась представить себе его на других вечеринках. Вот, значит, где он получал свою информацию о мире вампиров. От придурков.

— Нет, — сказал Филипп. Он встал, поднимая Дарлин на ноги, все еще держа ее за предплечья. — Нет.

И голос его звучал уже достаточно уверенно. Он отпустил ее и протянул мне руку. Я ее взяла. А что было делать?

Рука его была горячей и влажной от пота. Он широким шагом вышел из комнаты, и мне на каблуках пришлось бежать, чтобы не отстать от собственной руки.

Он провел меня по коридору к ванной, и мы вошли. Он запер дверь и прислонился к ней. На лице у него выступил пот, глаза были закрыты.

Я огляделась, на чем тут можно сесть, и выбрала край ванны. Это было не очень удобно, но казалось меньшим из двух зол. Филипп жадно глотал ртом воздух и, наконец, повернулся к умывальнику. Он пустил воду громкой плещущей струей, сунул в нее руки и снова закрыл ими лицо, и из-под них капала вода. На волосах и ресницах у него повисли капельки. Он помигал своему отражению в зеркале над умывальником. Вид у него был встрепанный, глаза вытаращены.

Вода капала ему на шею и на грудь. Я встала и протянула ему полотенце с вешалки. Он не реагировал. Я промокнула ему грудь мягкими ароматными складками полотенца.

Наконец, он взял его у меня и вытерся. Волосы вокруг лица у него намокли и потемнели. Высушить их было нечем.

— Я смог, — сказал он.

— Да, ты смог, — подтвердила я.

— Я чуть не поддался.

— Но ведь не поддался, Филипп. Чуть не считается.

Он резко кивнул, почти затряс головой.

— Наверное, так.

Он все еще не мог перевести дыхание.

— Давай вернемся в комнату.

Он кивнул. Но остался стоять, где стоял, слишком глубоко дыша, будто ему не хватало кислорода.

— Филипп, ты как?

Дурацкий вопрос, но ничего другого не пришло мне на ум.

Он только кивнул. Разговорчивый.

— Хочешь уйти? — спросила я.

Тогда он, наконец, посмотрел на меня.

— Ты это предлагаешь уже второй раз. Почему?

— Что почему?

— Почему ты хочешь меня освободить от моего обещания?

Я пожала плечами и охватила себя руками.

— Потому что… потому что тебе это вроде как больно. Потому что ты — наркоман, пытающийся избавиться от привычки, то есть вроде этого, и я не хочу тебе в этом мешать.

— Это очень… очень порядочно с твоей стороны.

Он так сказал «порядочно», как будто это слово было у него не употребительно.

— Ты хочешь уйти?

— Да, но нам нельзя.

— Ты это уже говорил. Почему нельзя?

— Не могу я, Анита, не могу.

— Можешь. От кого ты получаешь приказы, Филипп? Скажи. Что происходит?

Я почти касалась его, выбрызгивая каждое слово ему в грудь, глядя вверх в его лицо. Это всегда нелегко — быть жестокой, глядя человеку в глаза. Но мне приходилось тренироваться всю жизнь, а упражнение ведет к совершенству.

Его рука обняла меня за плечи, я отодвинулась, и его руки сомкнулись у меня на спине.

— Филипп, прекрати.

Я уперлась ладонями ему в грудь. Рубашка на нем была мокрая и холодная. Я сглотнула слюну и сказала:

— У тебя рубашка мокрая.

Он так резко меня отпустил, что я пошатнулась назад. Он одним плавным движением стянул рубашку через голову. Ну, у него была большая практика по раздеванию. Какая у него была бы красивая грудь, если бы не эти шрамы.

Он шагнул ко мне.

— Стой, где стоишь, — сказала я. — Что это за внезапные перемены настроения?

— Ты мне нравишься, — сказал он. — Разве этого мало?

Я покачала головой:

— Мало.

Он выпустил рубашку из рук на пол, и я смотрела ей вслед, как будто это было важно. Два шага — и он уже был рядом со мной. Тесные строят ванные. Я сделала единственную вещь, которая пришла мне в голову, — шагнула в ванну. На каблуках такое движение трудно сделать с достоинством, но зато я не была прижата к груди Филиппа. Любое улучшение ситуации приветствуется.

— За нами кто-то наблюдает, — сказал он.

Я медленно повернулась, как в плохом фильме ужасов. На той стороне занавесок горел тусклый свет, и из темноты выступало чье-то лицо. Харви, кожаный. Окно было слишком высоко, чтобы он мог стоять на земле. Подставил ящик? А может быть, возле окон были сделаны помосты, чтобы не пропустить спектакль.

Я позволила Филиппу помочь мне вылезти из ванны и шепнула:

— Он нас слышит?

Филипп покачал головой. Его руки снова медленно скользнули мне за спину.

— Считается, что мы любовники. Ты хочешь, чтобы Харви перестал в это верить?

— Это шантаж.