Запретный плод

Она заорала мне в лицо, и я вскрикнула в ответ. Без слов — это был крик зверя в капкане. Сердце колотилось в горле. Я не могла дышать.

— Не-е-ет!

— Гляди на меня! — взвизгнула тварь.

И я поглядела. Я упала в синее пламя ее глаз. Пламя впилось мне в мозг. Ее мысли резали меня, как ножи, отрезая от меня ломти. Ее ярость горела и жгла, пока мне не стало казаться, что кожа слезает у меня с лица слоями. Когти врезались в кости черепа, кроша их в пыль.

Когда ко мне вернулось зрение, я лежала, скорчившись, у стены, и она стояла надо мной, не касаясь меня — в этом не было необходимости. Я тряслась, тряслась так сильно, что зубы стучали, И было холодно, невыносимо холодно.

— И, наконец, аниматор, ты будешь называть меня госпожой и будешь называть так от всего сердца.

Вдруг она наклонилась надо мной, навалилась на меня своим тонким телом, прижав руками мои плечи к полу. Я не могла шевельнуться.

Красивая девочка прижалась лицом к моей щеке и шепнула:

— Сейчас я всажу клыки тебе в шею, и ты ничего сделать не сможешь.

Ее тонкая ушная раковина щекотала мои губы. Я впилась в нее зубами, пока не почувствовала вкус крови. Она взвизгнула и отдернулась; по ее щеке побежала кровь.

Ослепительные бритвы когтями разорвали мой мозг. Ее боль и ярость превратили мой мозг в оглупевшую жижу. Кажется, я снова вскрикнула, но сама себя не услышала. Потом я вообще ничего не слышала. Навалилась тьма, она поглотила Николаос и оставила меня одну плыть во мраке.

39

Я очнулась, что само по себе уже было приятным сюрпризом. Я моргала на люстру, висящую под потолком. Я была жива, и я не была в подземелье. Приятная новость.

Почему меня должно удивлять, что я жива? Я провела пальцами по грубой узловатой ткани кушетки, на которой я лежала. Над кушеткой висела картина. Речной пейзаж с баржами, мулами, людьми. Кто-то подошел ко мне и наклонился — длинные песочные волосы, квадратная челюсть, красивое лицо. Не так нечеловечески прекрасен, как казалось мне раньше, но все еще красив. Чтобы танцевать в стриптизе, красота, я думаю, необходима.

— Роберт?

Мой голос отозвался хриплым карканьем.

Он присел возле меня:

— Я боялся, что вы не очнетесь до рассвета. Вы сильно ранены?

— Где… — Я прочистила горло, и это чуть помогло. — Где я?

— В кабинете Жан-Клода в «Запретном плоде».

— Как я сюда попала?

— Вас привезла Николаос. Она сказала: «Вот шлюха твоего хозяина».

Я видела, как шевельнулось его горло, когда он проглотил слюну. Это мне что-то напомнило, но я не могла вспомнить, что.

— Вы знаете, что сделал Жан-Клод? — спросила я.

Роберт кивнул.

— Мой мастер дважды вас отметил. Когда я говорю с вами, я говорю с ним.

Он имел в виду фигурально или буквально? Честно говоря, мне не хотелось этого знать.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

В самом тоне его вопроса заключалось предположение, что не очень хорошо. Горло болело. Я подняла руку и коснулась его. Засохшая кровь. У меня на шее.

Я закрыла глаза, но это не очень помогло. У меня из горла вырвался тихий звук, похожий на всхлип. В мозгу горел образ Филиппа. Текущая из его горла кровь, разорванное розовое мясо. Я затрясла головой и постаралась дышать глубоко и медленно. Не помогло.

— Ванная, — сказала я.

Роберт показал мне, где это. Я вошла, встала на холодный пол на колени, и меня стало рвать в унитаз, пока не осталось ничего, кроме желчи. Тогда я подошла к умывальнику и плеснула холодной водой в рот и на лицо. Потом посмотрела на себя в зеркало. Глаза у меня стали из карих черными, кожа приобрела болезненный оттенок. Я выглядела безобразно, а чувствовала себя еще хуже.

А самое худшее было у меня на шее. Не заживающий укус Филиппа, но следы клыков. Крошечные, исчезающие следы клыков. Николаос меня… заразила. Чтобы показать, что может делать что хочет с людьми-слугами Жан-Клода. Она показала, какая она крутая. О да. По-настоящему крутая.

Филипп мертв. Мертв. Могу ли я произнести это вслух? Я решила попробовать.

— Филипп мертв, — сказала я своему отражению.

Я смяла бумажное полотенце и засунула его в мусорный бак. Мало. Я завопила «А-а-а!», я стала лягать бак, пока он не покатился по полу, рассыпая содержимое.

В дверях появился Роберт:

— У вас тут все в порядке?

— А разве на то похоже? — заорала я в ответ.

Он остановился в дверях:

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Ты даже не смог не дать им забрать Филиппа!

Он вздрогнул, как от пощечины.

— Я сделал все, что мог.

— Ну, и что ты смог? — завопила я как сумасшедшая. Я упала на колени, и ярость перехватила мне горло и полилась слезами из глаз. — Пошел вон!

Он колебался:

— Вы уверены, что вам ничего…

— Вон отсюда!

Он закрыл за собой дверь. А я сидела на полу, качалась, плакала и кричала. Когда в сердце у меня стало так же пусто, как в желудке, меня охватила тупая свинцовая усталость.

Николаос убила Филиппа и укусила меня, чтобы показать, как она сильна. Можно ручаться, что она думала, будто напугала меня до смерти. И в этом она была права. Но я свои часы бодрствования всю жизнь проводила, уничтожая то, чего боюсь. Тысячелетний вампир — трудная задача, но девушке в этой жизни необходимо иметь цель.

40