Запретный плод для нимфы, или Нимфы против Нагов (СИ)

Как только мы вышли из кабинета нас встретили крики поддержки и не поддержки, аплодисменты, улюлюканье и фуканье толпы, которая сбежалась сюда, как выяснилось позже, отнюдь не только на мой истошный крик. Как я узнала от Иллы, оказывается, пока я возвращала Эрика к жизни, Марина тоже времени зря не теряла. Она развернула самую настоящую пиар-кампанию, в которой она, естественно, выступила в роли белой и пушистой героини, которая взаимно влюблена в героя, мне же была отведена роль — несчастливой, злобно-завистливой разлучницы. Марина, кстати, была просто неподражаемо хороша в роли безутешной невесты, у которой подлая разлучница пытается увести жениха: в ее исполнении было столько мелодраматики и патетики, что я бы так не смогла. Однако, так как черный пиар — это такая же реклама, как и белый пиар, то случилось так, что симпатии разделились на два лагеря: и таким образом, и у меня тоже появились сочувствующие и даже поклонники. Само собой разумеется, что Марина, безуспешно пытающаяся раз за разом пробиться к Эрику сквозь невидимую стену, установленную мной, не могла ни вызывать сострадания и симпатии у публики. В то время, как я, в непреднамеренность, а значит и невиновность которой никто не верил, не могла не вызвать шока и негодования у этой же публики своим коварством и вероломством. Однако, нашлась и такая публика, которая посчитала, что это неважно случайно я или не случайно вложила слишком много энергии в заклинание «неприступной крепости», важен результат, а он на лицо — Эрик со мной, а не с Мариной. В связи с чем, те, кто симпатизировал Марине, скандировали: «Позор разлучнице! Руки прочь от чужого жениха!», а те, кто симпатизировал мне: «Да здравствует свобода выбора! В любви и на войне все средства хороши!». Ну, что тут еще добавить? В итоге, мне, Эрику и Марку пришлось достаточно долго идти этим коридором то ли моего позора, то ли моей славы. И, ясное дело, тот факт, что я случайно вбухала немерено силы в заклинание «неприступной крепости», конкретно сейчас, меня уже безумно радовал, а то порвали бы меня на мелкие клочочки и разобрали бы на сувениры. Но нимфа — она существо такое, которое ко всему привыкает и приспосабливается быстро, вот и я уже где-то метров через пятьсот настолько привыкла к скандирующим, что они почти перестали меня беспокоить; хотя, возможно, по большей части, это было потому, что их с каждыми новыми ста метрами становилось все меньше и меньше.

Но зато меня беспокоило то, что я чувствовала себя немного виноватой за свою последнюю острозлую колкость по отношению к Эрику. Вот поэтому именно я и сделала первый шаг к примирению:

— Эрик, у тебя же Марина есть? Не понимаю, зачем ты пытался поставить меня в неловкое положение перед Марком?

— А пусть он руки свои при себе держит! И ты тоже! Прижималась к нему как… к родному или любимому! Прямо-таки вцепилась в него как утопающий в своего спасителя… — он практически выплевывал каждое слово. А уж о том, насколько его речь осуждающе-обвиняюще звучала в целом, я вообще лучше промолчу. — И это притом, что со смерти Этьена всего лишь немногим более месяца прошло! Как ты смеешь настолько не чтить память моего брата?!

— То есть ты о памяти брата печешься? — с подчеркнутым скепсисом в голосе поинтересовалась я. — Угму! Ну и кто из нас двоих, теперь ревнивый? А, Эрик?

— Так ты думаешь, что я ревную тебя?! — должна отметить, что ошарашенное недоумение, прозвучавшее в этом вопросе — ему очень хорошо удалось. — Не льсти себе, Каро! Я с Мариной!

— Ну, разумеется, ты с Мариной! А что же тебе еще делать остается, если со мной ты быть не можешь?! — искренне говоря, я даже почти не язвила, я просто высказала то, что на самом деле думала.

— Ты в этом уверена? — презрительно скривился он в усмешке.

— Да, я уверена! Особенно после того, как ты меня чуть не сожрал!

— Что?! — Эрик смертельно побледнел.

— Сожрал?! — переспросил Марк.

— Я образно выразилась… — объяснила я Марку. — Но Эрик знает, о чем я. Да, Эрик? — все же не удержалась я от того, чтобы не съязвить.

Вместо ответа Эрик вздрогнул, поежился и побледнел еще больше, вернее не побледнел, а почешуел, потому что по его коже алмазными переливами толпой пробежались с десяток солнечных зайчиков. Ах да, я же забыла упомянуть самое главное, кожа у Эрика в ипостаси нага была ослепительно белоснежной, причем именно белоснежной, потому что его чешуя сверкала и переливалась в свете магического освещения кабинета, как снег на солнце. Заметив это я, разумеется, тут же устыдилась своего язвительного выпада, спровоцировавшего в душе Эрика столько бурные эмоции, что они привели к настолько заметной реакции. Но раскаяние мое было явно запоздавшим и потому бесполезным. Эрик уже принял решение…

— Ну все, Каро, довела парня, ой, мне даже подумать стыдно, что сейчас будет?! — веселился дух юго-западного ветра, наблюдая как молодой человек стягивает с себя окровавленную сорочку и медленно расстегивает пояс на совсем недавно одетых им на себя брюках.

Глава 25