Запреты (СИ)

Собирала узлы, чувствуя холод, ползущий вдоль позвоночника, глотая уже почти забытые за долгие дни с Афсар слезы.

— Жалко колодца, только расчистили, — ворчала старуха Гун, растирая свои уставшие руки, — опять ехать? Глупость это всё… возьмешь с собой теплые штаны, он не должен сидеть на холодном, заболеет, не отходишь…

Не слушая бормотание старой афсийки, Эвента медленно обошла дом, прикасаясь к стенам из синего камня.

Странно было. Так недолго она пробыла здесь — и так на многое надеялась. Не ее дом, не ее народ, дом, построенный руками чужих мужчин, первый, который она захотела назвать своим.

Где-то в долине, посмеиваясь, шли с родника девушки. Затянули красивыми глубокими голосами песню пастухи по ту сторону ущелья. Переливы ее разносились по всей долине, отражались от синих скал и невольно заставляли сердце замереть в груди. Растирали, подпевая песне, краски старухи вдоль дороги, привычно сплетничая и переругиваясь. Кричали где-то ослы…

«Край Поднебесья, — и Эвента взглянула на восток, где неприступными стенами вздымались горы, — что за этими горами? Кто-то да живет, верно…». Вспомнился ей родной, почти истершийся из памяти, дом в Загорье, откуда всего полтора дня пути было до моря, западнее которого тоже не бывал никто.

И ей повезло побывать на окраинах мира. И нигде не довелось найти безопасного места.

Тем же вечером она и Ба Саргун собирались покинуть Таш. Эвента совсем расхворалась, по привычке терпела до последнего, но бабуля углядела ее дурное самочуствие. Бесцеремонно уволокла рабыню за свою занавеску, так же, как и всегда, ощупала своими тощими когтистыми руками ее ноги и живот, повертела из стороны в сторону и задумчиво прищурилась.

— Что, синегорская лихорадка? — спросила Э-Ви у старухи.

Девушка с одного взгляда поняла, что произошло нечто совершенно особенное. Она медленно поднялась с кушетки, подошла ближе.

— Бабушка, — сказала она растерянно, и старуха Гун ответила ей торжествующей улыбкой.

— Получилось! — прошипела она, ликуя, и схватила Эвенту за руку, — получилось… Ты теперь будешь мать Афсар.

Смысл слов старухи не доходил, не осознавался. Но она радовалась — даже деньгам она так не радовалась, а потому Э-Ви улыбнулась, а затем и рассмеялась.

— Но бабушка… — через какое-то время забеспокоилась она, и старая афсийка сделала знак молчать.

— Это тайна женщин, — сказала она твердо, — не говори мужчине! Может быть, духи будут милостивы, и новая жизнь исполнится. А может, и нет. Но если получилось один раз, будет получаться еще.

Она внимательно посмотрела на Э-Ви. Во взгляде ее мешались беспокойство и расчет.

— Не говори мужчине, — повторила она.

Саргун вернулся с вылазки недовольный, оголодавший и напряженный. Ослов найти ему не удалось, вместо суток он отсутствовал почти трое, и Эвента трусливо была рада тому, что поездка откладывается. Ей не нужно было спрашивать, чтобы видеть: случилось что-то плохое, неудача постигла воинов Афсар. Наверняка, подробности будут знать соседки.

Они знали немногое.

— Какой-то оборотень собирает дружину, — неуверенно мямлила Фоска, — и хочет идти к Прам-Дорнасу. А наши хотят драться. Но говорят, это очень хитрый воевода, и с ним тяжело справиться.

Эвента догадывалась, что речь о владыке Верши, князе Держане — самопровозглашенном спесивом северянине, который не раз навлекал на себя гнев более могущественных соседних княжеств и всё равно упорно отстаивал собственную независимость.

Но что могло понадобиться ему в сухих пустошах юга? Оливки? Ковры? Или он заключил союз с воеводами запада? Раньше оборотни сражались вместе с остроухими за долю в трофеях. Могло же такое повториться.

Мысли сулки возвращались против воли к тому, что дремало в ее собственном теле, вызванное к жизни страстью афса и колдовством бабули Гун. Ребенок. Будь Эвента решительнее, она избавилась бы от него вмиг из страха перед грядущим. С тем, что сердце ее привязалось к дикарю, смириться можно, но быть привязанной кровно… общими детьми… Эвента терялась в собственных чувствах.

А сейчас нужно было задавить в себе чувства и слушать голос рассудка. Рассудок говорил лишь одно: бежать, как можно быстрее и дальше. Одной или с афсом, но прочь от Афсар и угрозы воевод Элдойра. Должен же остаться в Поднебесье край, куда война не добралась и не доберется.

Место, где полукровка сулки и афса в будущем не станет предметом издевательств и насмешек. Поймав себя на отчаянной этой мысли, Эвента выдохнула с некоторым обреченным облегчением. Она думала о перспективах, просчитывала детали. А значит, ребенку быть. Значит, придется решать за себя и за него.

Ба Саргун не виноват в войнах. В бедности ее семьи. В том, что за мечтой о богатом женихе пряталась другая, детская еще: голубая вуаль, венки из ромашек, загорные пейзажи и светловолосый красивый жених. Жить и умереть там, где родились.

Виноват ли Саргун в том, что самим своим существованием разрушал эту мечту? Эвента воскрешала перед собой образ своего афса с хладнокровной решимостью.