— Не сиди около мертвых, могут прийти шакалы. Не пробуй то, что не знаешь, из еды. Сюда обязательно придут, здесь колодец. Если северяне отступили, поедешь в Междуречье. Если узнаешь, что северяне отбились, и войска злой женщины-воина ушли, вернешься домой. Дом твой. Ты теперь свободная.
— Лучше бы я отправилась с тобой, — не помня себя, прошептала Э-Ви. Взгляд афса стал жестким, голос строгим:
— Будь аматни! Мой ребенок не может быть рожден среди рабов!
Видимо, он вспомнил о чем-то, и об этом же подумала Эвента. Она поняла, на что смотрит Ба Саргун. На маленький нож на ее поясе.
Сулка отступила от повозки с клеткой, как если бы Саргун мог дотянуться и выхватить у нее нож. Но он лишь усмехнулся.
— Вот это, — махнул он в сторону ножа, — скажи, Э-Ви, есть такое слово, чтобы обозначить это? Когда все становится таким, каким было в начале, и мы просто поменялись местами — но все уже совсем не так, как раньше?
— Может быть, — едва сдерживаясь от рыданий, сказала Эвента, — но я не знаю такого слова.
— Мне казалось, ты знаешь много слов.
— Их всё равно больше, чем можно узнать за всю жизнь.
— Ты научила меня многим большим словам.
Она молчала. Да и что сказать?.. Это было прощание.
— Много больших слов я узнал. Я знаю, что такое любовь, — уверенно продолжил афс, гордо глядя на бывшую рабыню, — ты готовишь орсак, потому что его ем я, а сама не выносишь его запаха. Ты не стала мстить за то, что я привязал тебя веревкой и бил кнутом. Ты приходила ко мне, когда я болел, и сгоняла мух. Ты не хотела делать мне больно, хотя я делал больно тебе. Ты — любовь.
Глаза Эвенты наполнились жгучими слезами. Караванщики суетились. Перегонщики скота скликали пастухов, вокруг, визжа от возбуждения, метались овчарки.
— Ба Саргун, — тихо сказала она, — Ты отец моего ребенка, который родится. Ты тот, кто владел мной против моей воли. По твоим понятиям и по моим есть все причины желать тебе смерти. Но я не дам тебе нож, чтобы ты убил себя.
Но Саргун лишь улыбнулся и затряс головой.
— Нет, не надо ножа, — с легким смешком сказал он, — не надо. Я теперь понял. Я узнал. Теперь я отомщу себе — за тебя, — лицо его скривилось, но он овладел собой, — теперь меня будут бить и привязывать веревкой. А я буду жить.
— Поехали! — зычно раздалось над караваном, и засвистели кнуты погонщиков. «Хаш! Харш! — раздавалось со всех сторон, — ну-ка разом!». Повозка затрещала натужно и двинулась. Быки заревели. Ба Саргун поспешно протянул руку сквозь прутья решетки.
— Если будет сын… — начал было он, но Э-Ви ухватилась за его руку и подтянулась наверх.
— Я найду и выкуплю тебя, — жарко зашептала она, цепляясь за него, — далеко они не уедут. В западных землях я найду. Я знаю, где искать…
Мгновение сулка видела боль надежды в его черных глазах, которые раньше казались ей непроницаемыми и бесчувственными.
— Поцелуй меня, — попросил он.
Она не позволила себе плакать, даже когда пришлось оторваться от его губ и отпустить руки. Какое-то время Ба Саргун смотрел на нее через плечо, печально и беспокойно, но затем выпрямился, отвернулся и гордо встал навстречу заходящему солнцу.