— Что же ты напишешь? — спросила она.
— Наш язык твоими буквами. Наш амат и арут. Но я их сделаю лучше, чем было раньше, — поспешил добавить Саргун, — только вот мне придется привезти много денег с Запада. Наш народ не верит словам, ни написанным, ни сказанным.
— Оружию он тоже не верит, — тихо сказала Э-Ви, поглаживая его спутанные волосы.
— А твой народ?
— Он очень далеко отсюда.
— Ты хотела бы вернуться? Хотела бы жить с твоим народом?
Внезапно Ба Саргун осекся, привстал на колено. Прислушался. С северной части оазиса доносились странные звуки. Звуки, похожие на налетевшую пыльную бурю. Но козы не боялись, небо оставалось чистым. Афс поднялся с места.
— Э-Ви, быстро собери сумку, — сказал он девушке, сворачивая навес и одним движением засыпая костер песком, — садись на ишака.
— Но обед…
— Делай, что я говорю!
Она подчинилась. Ба Саргун, поминутно оглядываясь, поволок упиравшегося ишака прямо, в степь. Он мог думать только о том, что в открытом пространстве спрятаться негде, не за чем укрыться, нет ни одной возвышенности или холма, впадинки. А если на оазис начался набег, то…
И они не успели. Из-за пальм раздались крики, плач детей и лай собак. Жалобно заблеяли козы.
Они не могли уйти. Им некуда было уходить. До спасительных переправ Междуречья оставалось десять верст, туда бы разбойники не сунулись, но Саргун понимал, что Э-Ви не пробежит это расстояние.
Решение пришло к нему сразу. Он снял с сумки свой лук и колчан со стрелами.
— Слушай меня, — притянул он Э-Ви к себе, озираясь, — сейчас бей осла пятками, беги в степь.
— А ты? — задохнулась она в страхе.
— Я должен сделать так, чтобы ты успела убежать. Я заманю их за собой в другую сторону.
— Тебя убьют!
— Доверься мне, Э-Ви! — повысил голос охотник, — беги. Солнце должно быть слева от тебя, ты не заблудишься. Беги, я найду тебя.
Хлопнув ишака по заду, он обернулся. Пока что из зарослей не показалось врагов, но он знал, что налетчики обязательно окружат оазис. Лучше бы это были воры. Лучше бы это были простые бедные воры…
***
Эвента не оглядывалась. Проклятый ишак отказывался бежать быстрее, едва шаркал своими копытами, вздымая в воздух столб пыли. Прожив на восточных землях Таворы достаточно долго, Эвента представляла, как долго в безветренный полдень сохраняется этот видимый след.
Если она потеряется в степи, это верная гибель. Воды с собой не больше, чем на два дня, а с учетом жары — на полтора. Она не знает ни одного колодца. Не знает, где искать помощи. Не представляет, как добыть еду, а если бы и представляла, быстроногих косуль не догнать.
Оазис удалялся слишком медленно. Она слышала дикие крики за собой, слышала шум, рев быков, скрежет колес, слышала всё… и вдруг сердце ее едва не остановилось.
Это не могла быть армия. Это точно не армия. Армия не гонит во время набегов быков за собой. Быков запрягают в тяжелые повозки, когда везут большие грузы или повозки. А в повозках, запряженных быками, возят рабов. Это работорговцы. И если она побежит, они ее обязательно догонят.
Из оазиса доносились крики, но шум стихал. Налеты редко длились дольше четверти часа. Этого было достаточно, чтобы подавить сопротивление.
Э-Ви остановила ишака и развернула его. Слезла, отмечая бездумно у далеких пальм дымок — захватчики устраивались на привал.
И кто-то смотрел на нее, пусть и видел лишь далекую черную точку. Э-Ви рухнула на землю, схватила горсть песка и яростно принялась оттирать с рук зеленую краску. Не обращая внимания на боль, едва ли не с кожей сдирала ее с лица. Понадеявшись на то, что хотя бы прикрыла пылью плохо смываемую зелень, быстро достала одеяло из мешка. Руки у нее тряслись, но она точно знала, что делать.
Покрывало. Так, как это делала всю свою жизнь до Афсар. Ткань закрыла ее практически полностью, она натянула ее на лицо, оставив лишь полоску, чтобы видеть, куда ступать. Проверила сумку. Безжалостно бросила прочь зеленую краску и положила сверху шкурок, добытых Саргуном, книги.
Есть только один шанс избежать нового плена. Только один.
Заставив себя дышать ровно, она зашагала к оазису обратно, беззаботно напевая сульскую народную песню, которую так часто пели на посевах.
И Бог сжалился над Эвентой. Насколько это было возможно. Потому что от первой пальмы отделилась фигура наблюдателя в пыльном плаще, и девушка услышала неуверенный голос, спрашивающий на загорной хине:
— Сестра?
Она прикрыла лицо, как будто удивляясь.
— Кто вы, братья? — спросила, делая удивленный вид, — я думала, наша миссия уже дошла сюда.
— Ты о проповедниках? — осторожно спросил собеседник, поглядывая за ее спину, — они должны быть здесь?
— Посланники Веры, миссия для обращения язычников. Они должны быть уже прийти. Они шли перед дозорным отрядом. Я привезла им их книги.
Она откинула мешок, демонстрируя самое ценное содержимое сумки. Незнакомец прищурился.
— Надо же, — с уважением пробормотал он, — сестра умеет читать.
— Миссия не принимает тех, кто не умеет, — никогда еще ложь не давалась ей столь легко, — мастерица Туригутта повелела нам…
— Она близко? — всполошился незнакомец, непроизвольно хватаясь за оружие.