Ба Саргун расслабился и донимал Эвенту разговорами. Иногда она теряла нить разговора, но афса это не смущало. Вопросов у него меньше не становилось, а вот его спутнице было совсем не до них.
Дурнота накатывала все внезапнее, и уже несколько раз Эвента не успевала предугадать ее.
-…Что? Скорпион укусил? — спросил Саргун понимающе. Эвента отчаянно жестикулировала. Ее снова рвало. Саргун присел рядом. Лицо его выражало обеспокоенность.
— Они опасны только весной, — постарался утешить он девушку неловко, — это скоро пройдет.
Э-Ви мрачно отмалчивалась, утирая рот и спеша зажевать красным листом неприятный вкус. Она понимала, что если уж это началось, то так и будет продолжаться целый день, а возможно, и ночью. Больше она не могла себе позволить подобных нагрузок, даже учитывая ослика, который вез самую тяжелую поклажу, оставались еще пятнадцать верст по раскаленной степи, каждый день в плохой обуви. Эвента терпеть больше не могла. Бабушка Гун могла думать что хотела, но сульские женщины не скрывали своих болезней от мужчин, как и беременностей.
— Ба Саргун, — решилась она, наконец, — это не скорпион. Я ношу твоего ребенка. Поэтому мне бывает плохо.
Сказав это, она была напряжена, как будто вездесущий арут мог опять причинить ей неприятности. Но Ба Саргун не только не выглядел разозленным. Когда она посмотрела на него, его смуглое лицо побледнело, затем его бросило в румянец, он отвернулся, прикусив губу.
Страх Эвенты пропал. Она обхватила его колени руками и попробовала заглянуть ему в лицо. Как ребенок, застуканный родителями за шалостью, Саргун отворачивался, мотал головой, не давал ей взглянуть, но всё же Эвенте удалось.
Он улыбался. Улыбался не так, как обычно делал это. Его губы дрожали. Он часто моргал.
— Это… — голос его сорвался, он спрятал лицо в ладонях.
Эвента обняла его. Его лицо оказалось на ее груди, и так они стояли долго, объединенные общим секретом, спрятанным от всего мира.
— Ты не заметил, что я стала полнеть? — спросила Э-Ви, отпуская его плечи. Ба Саргун фыркнул.
— Я надеялся, что ты наконец-то стала есть орсак.
— Нет уж! — и они оба засмеялись. А когда смех стих, то Э-Ви, не отрывая взгляда от лица афса, медленно начала снимать одежду.
…
— У западного народа дети не получаются без поцелуя, — высказал свое наблюдение Саргун, глядя на колышущуюся ткань навеса.
Эвента принялась его разубеждать, но афс был непреклонен.
— Я знаю, что это правда, — упрямо повторял он, — я брал тебя много раз. Потом ты показала поцелуй, и получился ребенок. У всех есть свои секреты.
— У западных земель много секретов, — уклончиво ответила Эвента, рисуя пальцем на ткани.
Она вдруг подумала, что сказали бы жители настоящего запада, увидев ее сейчас? Зеленокожую, в объятиях Афса, которого сочли бы просто уродом. Что сказали бы ее родственники? Может быть, они решили, что она умерла. Может быть, никто и не вспоминает о ней вообще. Прошло так много времени, и почти наверняка в Таворе никого не интересует ее судьба. Посудачили — и забыли. Если еще жив хоть кто-нибудь в Таворе.
А еще дальше на запад — там, за Черноземьем, где начинались настоящие дороги и настоящие цивилизованные села и города — никто и не знал ни имени Афсар, ни слова «арут» с его опасной силой. Оттуда проблемы городка Тарпа и его полуторы тысяч жителей казались бесконечно малыми. Окраинные племена дикарей востока, там, даже за Черноземьем, далеко за плодородным Поречьем, где-то на краю земли — кого они интересуют?
«Если бы я поехала в Элдойр, — подумала Эвента, — то стала бы скандалом и знаменитостью. Мои рассказы бы собрали в книгу. Незаконнорожденный ребенок от дикаря, поработившего уроженку Загорья! Дамы дворян разорвались бы, но купили бы себе по экземпляру». Она тут же отругала себя за мысли, в которых не проскальзывало ничего, кроме размышления о наживе. Нехорошо было думать о таком, но…
После двух лет с Афсар запреты словно перестали существовать в природе.
— Теперь когда ты молчишь вот так, — услышала она голос Саргуна, — я все время думаю, о чем.
Она застеснялась собственных мыслей.
— А раньше не думал? — ругая себя, спросила она. Он встряхнул волосами.
— Ты изменила меня. Я стал думать о вещах, которые меня никогда не занимали.
Он закинул руки за голову и нахмурился, сопя, как обычно делал, говоря о чем-то важном для себя.
— Я стал думать о земле и воде, — продолжил он, — о том, почему есть слова, которые можно почувствовать, но нельзя объяснить. О том, почему птицы летают, а ящерицы ползают, и никто не пробует делать наоборот, — потом внезапно афс спросил, — это смешно, что я говорю?
— Нет, — ответила Э-Ви, — это очень глубоко. Это мудро.
— Молчание — это мудро.
— Иногда молчание — самая большая глупость, — фыркнула Эвента, думая о бесчисленных вещах, о которых молчала.
Саргун улыбнулся. Словно нехотя кивнул.
— Да, — признал он, поворачиваясь на другой бок, — иногда.
========== Прощание с рабством ==========