Запреты (СИ)

— Ее отряды здесь повсюду, мы всего лишь сопровождаем один из них. Я не хотела ехать одна, но книги… были забыты.

Налетчик ее уже не слушал. Он крикнул что-то на ильти своим товарищам — плащи, мотки веревок на поясе, уставшие лица — и к ним подошли еще трое.

— Значит, сестра из миссии, — неприязненно прищурился кочевник из тех, что подошли, — никак не угомонитесь, а?

— Заткнись, Тинво, — посоветовал первый из тех, кто встретил ее, — госпожа молится за нас, а ты сквернословишь.

— Да? И что у госпожи с собой есть?

Эвента не сделала даже и одного вздоха, поглядывая из-под покрывала, пока наглый кочевник листал ее книгу. Она не сомневалась, что читать он не умеет, и только радовалась, что у Ба Саргуна не нашлось денег на книги с рисунками.

— Иди, иди, там товар простаивает! — шикнул на подозрительного товарища сул-работорговец и извиняющимся тоном добавил, — простите нас, сестра. Мы не знали, что миссия… эээ… спасает души и здесь.

— Звонкую монету отрабатывает эта миссия, чтоб ее.

— Тинво, я кому сказал…

— А откуда у сестры-проповедницы татуировки племени Афсар на руках?

Эвента силой воли не схватилась за плечо, некстати проглянувшее через дыру в одеяле.

— Вас это удивляет? — чуть понизив голос, спросила она, — разве не такие клейма ставят тем, кто на свою беду попался язычникам в плен? Или вы умеете только брать безоружных, и настоящих врагов не встречали?

— Значит, ты была в плену у них? — поинтересовался один из молчащих сулов. Эвента закивала.

— В рабстве, — пояснила она спокойно.

— О святые райские кущи, — вздохнул налетчик, — долго?

— Два года.

— Чтоб мне! А ты говоришь, проповедники едят хлеб даром, — он толкнул в плечо насупившегося злобно кочевника, — ну что, подождешь, пока сюда приедут остальные?

Караванщики, переругиваясь, быстро разошлись. Эвента оглядела то, что еще час назад было их стоянкой.

Потерянные козы неприкаянно бродили между акаций. В кустах ничком лежали мертвые ружские старики, непригодные для рабского труда. Над телом убитой матери плакал годовалый ребенок, за деревом прятался ребенок постарше — лет восьми.

Разбойник-сул прищурился, глядя на восточный горизонт.

— Не знаю, как вам не страшно после всего пережитого проповедовать этим ужасным дикарям, — вздохнул он, — каннибалы-язычники, северяне с их волчьими повадками, что говорить — наши упрямые сородичи… это очень тревожные места.

— Вы неплохо зарабатываете на их опасности, — вырвалось у Эвенты, но работорговец лишь пожал плечами.

— Мы все стараемся выжить. Да и демоница Туригутта вряд ли уйдет отсюда без добычи. Теперь в этих пустошах рыщут хищники покрупнее нас.

Он грустно улыбнулся соотечественнице, раскланялся и отправился в голову каравана, где охотники на рабов жгли костры и раскладывали обед, спеша подкрепиться и убраться прочь.

Эвента, осознавая, что чудом избежала участи снова быть проданной, медленно пошла вдоль лагеря. Голова ее кружилась, ноги едва двигались. Она старалась невзначай рассмотреть пленных — ругов в основном, надеясь отыскать среди них Ба Саргуна, но тщетно.

К тому же, взятый в плен работорговцами, он мог сделать лишь одно — зная об этом, Эвента холодела от ужаса. В длинных волосах среди прочих безделушек болталась в чехле крошечная ядовитая игла. Даже если у него отобрали ножи…

На ногах у нее поскрипывали сандалии, немилосердно болела спина, и единственный, кого могла интересовать ее судьба, наверняка был мертв. Что ж, это была долгожданная свобода.

— Э-Ви! — раздалось вдруг. Она встрепенулась и ожила.

— Где ты?

Он стоял в клетке один, спрятанный за навесом. Лицо его было в следах крови и ударов, щека порезана, но он делал вид, что ничего страшного не случилось. Эвента бросилась к повозке.

— Ты жив, — выдохнула она, глядя в его уверенное и спокойной лицо. Саргун сел, чтобы быть ближе.

— Я хотел знать, что с тобой все в порядке.

Только сейчас она заметила, что его длинные черные волосы неровно обрезаны, конечно, вместе с отравленной иглой. Опытные работорговцы не оставили на Афсе ни одного ожерелья или браслета, вырвали серьги из ушей и даже лишили кожаной набедренной повязки, вместо нее кинув ему какую-то рваную ветошь. И привязали обе руки к прутьям клетки — достаточно, чтобы он мог двигать ими и не сломать, захотев встать, сесть или лечь, но так, чтобы при всём желании не мог на своей привязи повеситься.

Эвента не могла вынести этого зрелища. Это было больнее, много больнее воспоминаний о ее собственных первых днях в рабстве.

— Все хорошо, — так же спокойно увещевал ее Афс, как будто бы они были в полной безопасности, — не волнуйся. Не бойся.

Он ответил на ее прикосновение словно с неохотой.

— Никуда не уходи, — заговорил Саргун снова, — оставь себе огонь от костра, и к утру придут мужчины нашего племени, следопыты. Или руги-кочевники. Обязательно придут. Здесь безопасно. Поймай двух-трех коз. Будь осторожна с колодцем, не урони ведро.

— Ба Саргун…