Запутанность средней полосы (СИ)

– Бред? А ты внимательно слушай, – Иветта заговорила медленно, чувствуя ожесточение, как от предательства, – Объясняю на пальцах. Если в рамках гуманистического и просвещенческого подходов мы разделяем человека и природу, то создаём ложную, даже опасную оппозицию. Природа объективируется, становится ресурсом и человек присваивает его, создавая экологическую катастрофу, ибо человек жесток к тому, что отделил от себя. Чтобы этого избежать, необходимо не искать собственные отличия от природы – их мало – а пересобрать себя через неё.

Иветта не успела перевести дух, как вздрогнула от тихого шепотка Таши:

– На пальцах.

– Что? – переспросила Ива.

– Ты объяснила это на пальцах.

– И что?

– Ну а должна была на клешнях, сяжках, перепонках.

Таша хихикнула с таким видом, будто сказала не глупость. На неё с удивлением посмотрели, и расхохоталась уже Настя:

– Язык мой – враг мой!

Все трое – Олеся, Настя и Таша – меленько, гаденько рассмеялись. В Иве что-то вздрогнуло, будто ветвями своими она коснулась воды. Ей стало обидно. Может она просто не умела иначе... а они... они могли бы и промолчать.

После Олеся снова попыталась расковырять щель, но та будто заросла, сделавшись узкой и твёрдой. Из неё больше не дуло. Голова болела, от тела кисло несло потом, ещё кислее был запах других. Ведро смердило. Когда им нужно было воспользоваться, ведро затаскивали под полати, а остальные залезали наверх, чтобы не слышать звуков. Подтирки не было. Хорошо, что пока не было месячных. Иветта, перетерпев обиду, рассказала об эффекте Макклинток, якобы синхронизирующем менструальные циклы у женщин, долго живущих вместе.

– Теперь мы выясним, конспирология это или нет, – вещала Иветта, стараясь заполнить пустоту, – а вообще вот вам план для всеобщей фем-революции: синхронизировать циклы миллионов женщин, и устроить красный рассвет. Провалы и половинчатость всех предыдущих революций в том, что революционеров не объединяло ничего, кроме химер. Только расисты сделали жалкую попытку зацепиться за кровь, что тоже окончилось ничем. А вот кровь женщин – наше реальное основание.

Настя такому смеялась, а Олеся скрежетала зубами. Из развлечений остался лишь разговор, и, как это часто бывает у людей близких, но близких не до конца, говорить друг с другом надоело уже на следующий день. Ещё через один это начало раздражать, и Олеся кривилась от каждой новой фамилии или темы, которую вдруг начинали обсуждать Настя с Ивой. Таша, сидя в углу, подтянула к подбородку колени и что-то напевала. Лицо её схуднуло и обесцветилось. Олеся пыталась поговорить с подругой, но Таша ушла в себя, а однажды и вовсе огрызнулась.

Помощь, на которую все надеялись, не спешила.

Расхаживая от стены к стене, Олеся в который слушала про онтологический поворот, о том, что свобода возможна лишь вне бинарностей – в слизи, траве, компосте, грибах – о связанности пересечений и пересечении связанностей, и в ней крепла физическая неприязнь – не к тому, чего Олеся не понимала, а к тому, чего она не хотела знать. Олеся всегда была сцеплена с жизнью, а когда ты ещё и беден, жизнь весьма неохотно отстаёт от тебя.

Настя украдкой посматривала на Олесю, и что-то шептала на ухо Иве. Та прикрывала рот ладошкой, пытаясь сдержать дыхание. Настя немного ревновала подругу и потому старалась завести такой разговор, в котором Олесе бы не было места. Ей хотелось вывести Олесю из себя, сделать противоположностью укрывшейся в своём теле Таши. Тогда Иветта вспылит, и Настя почувствует себя как дома – в родной переругивающейся стайке. Девушке было страшно, и она боролась с этим как умела. Борода вёл себя странно, он не был ни одной из описанных проблем – развязным мужиком из трамвая, троллем из-под Сети, обеспокоенным отцом, насильником – и Настя, которая не дала бы им спуску, не знала, что делать. Если бы удался удар ножом... а так она как бы запуталась в бороде, бесконечно тонула, и всё, что теперь оставалось – разговаривать с Ивой, да подзуживать остальных.

– Я многого не понимаю, – не выдержала наконец Олеся, – но не могу уяснить вот что: как вы можете вечно обо всём этом талдычить?

Иветта пыталась расчёсывать пятерней спутанные волосы. Помня об обиде, голос её был мстителен:

– Ты хочешь задуматься, возможен ли подлинный разговор на абстрактные темы, как будто нас не разделяют травмы прошлого? Да, Леска. Это важный вопрос.

Таша гулко стукнулась головой о бревно.

– Она спрашивала про другое, – Настя пробежала пальцами по проколам, – дескать, хорош болтать про всякую фигню, пора переходить к делам. Так ведь, Лесь?

– Я только за, – сказала Иветта, – но каким? Предлагай.

– Да любым! Да можно просто поговорить! О домашнем насилии, о проблеме обрезаний. Или о несправедливой рабочей плате, – и здесь Олеся не удержалась от выпада, – об её несправедливости из всех нас знаю только я.

Таша нашла в себе силы хихикнуть.