Запутанность средней полосы (СИ)

– Пусть выскажется, – заявила Настя, слезая с полатей. При свете свечи она подняла крышку у сковородки, – Он нам тут грибы с картошкой принёс. Как думаете, есть можно?

– Посторонись, подруга, – близость еды успокоила Ташу, – о, ничего так жарёха. Грибы тоже ничего. Опята вроде.

Ложка была одна, но никто не побрезговал. Передавая её по кругу, девушки выскребли всю сковородку. В кувшине оказалась холодная вода. Ведро, видимо, предназначалось под нужду, но жестянкой пока никто не воспользовался.

– Когда Борода придёт, надо вдарить ему сковородной по башке, – предложила Таша, желая смыть свой позор.

– И наброситься, – согласилась Настя, – он же мелкий.

– В прошлый раз ничего не вышло...

– Если бояться, мы здесь вечность просидим. А меня уже поджимает, – Настя с сомнением посмотрела на ведро.

– А зачем он свечки со спичками дал? Мы же можем всё спалить, – Олеся потрясла коробком.

– Ага, и сами сгорим, – ответила Иветта.

– Зато все вместе, – отчего-то грустно заметила Таша.

Вечером – отворившаяся дверь впустила сумрак – Борода пришёл опять. Он сел на лавку и поставил перед собой табурет. Никто так и не посмел воспользоваться сковородкой, если не считать, что Таша хорошенько вычистила её ложкой.

– В чём ваша ошибка? – пробасил мужик.

– О мать! – застонала Иветта, – Тебе-то откуда знать про наши ошибки?

Не получив ответа, Борода приказал Таше слезть. Та неохотно повиновалась. Горело несколько свечей, ломкие тени выпрыгивали из стыков меж брёвен. От взгляда Бороды девушки оцепенели, и их план – разом наброситься и победить – так и не осуществился.

– Чего надо? – пролепетала Таша.

– Садись.

Таша села на табурет. Мужик оглядел её хмуро, из-под шапки сальных волос, затем засунул большой палец правой руки в рот и как следует его насосал. С чпоканьем выдернув палец, Борода провёл слюнявой подушечкой по брови девушки. Палец почернел, и мужик снова засунул его в рот. Он тёр брови девушки, пока не потекла подводка. Большой палец подтёр её, и крохотный обмётанный язык слизал тушь с пальца. Закончив с бровями, Борода перешёл ко рту. От удивления Таша держала его открытым, и там виднелся клычок. Помада сходила хуже, и мужику приходилось дольше сосать большой чёрный палец, и тереть им так сильно, что голова Таши ходила взад-вперёд. Она не смела сопротивляться, и покорно подставлялась под шершавый темнокожий скребок. Он залезал в рот, растягивал его, и Ташу влекло за загнутым пальцем, будто щёку её подсёк крючок. Рот наполнился собственной слюной. Таша стала похрипывать. Палец уважительно потрогал клычок, и Борода прицокнул. Напоследок он потёр пальцем уголки губ, повертел за подборок туда-сюда и остался доволен:

– Теперь хорошо.

Велев девушке залезать на полати, Борода ушёл, забрав с собой табуретку и пустую сковороду. Кувшин он снова наполнил водой.

– Думайте, – сказал он напоследок, – ещё зайду.

Таша повернулась к подругам и, ощупывая склизкое, покрытое кислыми слюнями лицо, растерянно прошептала:

– Бьюти-блоггер, блядь.

Утром Олеся проснулась позже всех. В ведре, у которого не было ручки, уже плескалось. Оправляться пришлось под намеренно громкий разговор сокамерниц. Они снова препирались кто первым должен наскочить на тюремщика, но все будто заранее знали, что оцепенеют под его взглядом. Олеся пнула дверь. Та не поддалась. В тягостных мыслях она поковыряла зазор между брёвнами, и он осыпался перепревшей паклей. Подключив пальцы, девушка выпотрошила утеплитель, но щель стала совсем узкой. Олеся попробовала пошатать бревно, и оно заходило.

– Девки, смотрите! Нужно только расковырять. Блин, пальцами тяжело, не проходят! Есть что? Заколка там?

– А щепку отломать? – предложили без энтузиазма.

– Чем я тебе её отломаю? Ножом?

– А крышкой от ведра?

Олеся попробовала ковырять крышкой, но толку не было. Кромка не пролезала в щель.

– Нужно было ложку заныкать... – поздно догадалась Таша, и вдруг её осенило, – Настён, у тебя же карта памяти сохранилась! Ты сама говорила. Ей можно попробовать.

– Ага. Так я и дала, – фыркнула Настя, – там у меня фоток к куче проектов.

– Ты в своём уме? Он, может, нас сожрать хочет, а тебе каких-то фоток жалко!? – рассвирепела Олеся.

– Каннибальские метафизики, – к чему-то хохотнула Иветта.

С ворчаньем Настя отдала заветный прямоугольник. Дело пошло веселее – на пол полетела пакля, солома, мох. Карта проходила глубоко в стык, словно совалась в большой, ей не по размеру, порт. Бревно заходило. Через час из длинной щели потянуло сквозняком. Наклонившись, Олеся заглянула в неё, но ничего не увидела.

– Откуда дует-то?

Она поднесла свечу к щели. Заколебавшись, пламя потухло. Спичка чиркнула ещё раз: новый огонёк загнал в трещину тьму. Олеся прижалась к срубу, упёрлась ногами в пол и надавила на бревно. Хлипнув, оно устояло. Отпороть бревно не получилось даже вчетвером. Оно вроде бы и шаталось, но никуда не шло. Получив обратно стёртую карту, Настя обиделась:

– Только фотки запорола, – и огонёк полыхнул в её железяках.