Запутанность средней полосы (СИ)

Олеся сглотнула. Она часто сравнивала себя с Иветтой, почти такой же высокой, но непозволительно изящной, и порой это сравнение пролегало так близко, что приходилось зажмуриваться и трясти головой. Скосив взгляд, Леска увидела, что Таша смотрит на Иву, открыв рот, а Настя перестала фотографировать.

Заведя в себя шляпку, Иветта прошла до корешка гриба, а затем, стараясь не сломать его, осторожно поползла вверх. На миг показалась осклизившаяся головка, и заросший лобок вновь вобрал гриб. Найдя опору, девушка задвигалась взад-вперёд. Ножка гриба приминалась, грозя оторваться от основания, но Иву это не останавливало – под возобновившиеся щелчки, она заполняла себя грибом. Глаза её были закрыты. Убрав одну руку от земли, девушка положила её себе на грудь. От напряжения у неё дрогнули бёдра. Телом завладела подвздошная нега.

– Срамота!!! – гаркнуло вдруг.

Иветта ахнула и подскочила с оторванным грибом в лоне. Настя резко обернулась, не отпуская камеру. Ища поддержки, в неё вцепилась Таша. Олеся со смесью стыда и испуга посмотрела назад.

Шагов в десяти, с пригорка, на них пялился какой-то мужик. Крохотный, плотно запахнутый в бушлат, из которого торчала спутанная борода, он таращился из такой же, но уже глазной бороды, росшей прямо из-под нахлобученной кепки.

– Что, мужиков в городе не осталось, раз девки в лесу с грибами блудят?

Незнакомец засмеялся и опёрся на сучковатую палку.

– Шли бы вы по своим делам! – первой очнулась Олеся. Человек пугал её, и она не решилась дерзить.

– Да! Валите! – поддержала Таша и оскалилась, выставив клычок.

Мужик таинственно зацокал. Рта видно не было, и цок шёл из косматой бороды.

– Что, шишка встала? – нахмурилась Настя, – Укоротить?

– Шишка... – глухо повторил мужик и стал раскачиваться.

Иветта оделась. В траве лежала кашица перемолотого гриба, которую она выскребла из влагалища. Девушку не смутило ни её занятие, ни застукавший их тип.

– Я бы объяснила, но вы всё равно не поймёте, – гордо сказала Иветта, – так что да, идите куда шли.

– А может я к вам шёл? – отозвался мужик и стал спускаться с пригорка.

Вида он был одичалого. Широкий, весь в лохмотьях, на ногах не обмотки даже, а негнущиеся чёрные трубы. Мужик ковылял в них, как марионетка без шарниров. Кепкой он едва доставал Таше до подбородка. Борода лоскутная, разных цветов: усы табачно-жёлтые, на груди рыжина, волос седой, каштановый, чёрно-бурый. Глаза золотые, светлые, насмешливые, торчат как из мочалки. Нос пористый, большой, красный. И палка эта – тыч-тыч в землю – словно и не опора, а ищет что-то. 'Борода...', – подумала Иветта, – 'Сука, ну почему у мужиков борода? Это нечестно!'.

– Притронетесь – зарежу, – Настя достала ножик с коротким острым лезвием, таким, какого и следует опасаться.

Таша хотела что-то добавить, но не сумела. Своим присутствием мужик заставлял молчать, будто пришёл тот, о ком только что не очень хорошо говорили. Незнакомец подобрал сплющенный Иветтой гриб. Помяв в ладони влажные ошмётки, засунул их себе в рот.

– Ммм... с приправкой, – сказал он, прожёвывая.

Олесю чуть не стошнило. Таша вскрикнула. Облизнувшись, чужак повернулся к Насте и с интересом уставился на колечко в её носу.

– Чё зыришь!?

Настя крепко сжимала нож. Мужик, будто не замечая его, рассматривал кольцо:

– Ты чего септум нацепила? Его годовалому бычку вставляют, чтоб не буянил. А ты чего вставила? Бычок?

Настя замахнулась ножом. Опережая удар, мужик схватил Настю за кольцо в носу. Девушка вскрикнула, рука непроизвольно метнулась к лицу, и нож выпал из разжавшихся пальцев.

– В деревне беспокойным коровам мужики вставляют в нос кольцо. Если скотина упрямится, схвати за него и осадишь баламутку. А в городе вашем что? Там мужики не мужики. Некому кольцо вставить. Но природу не проведёшь. Если мужики не могут вставить бабе кольцо, бабы сами вставляют его себе. Ибо всякая баба тайно мечтает быть осаженной.

Незнакомец говорил и медленно гнул Настю к земле, и та, прижимая руки к лицу, гнулась вслед за жуткой чёрной лапищей. Окончательно пригнув девушку к земле, мужик резко дёрнул и в руке у него оказался чистенький, совсем не окровавленный септум.

– Тю, даже септум у тебя ненастоящий. Бубенец какой-то, – человек поднёс его к золотистым глазам и вдруг захохотал, – Звонок бубен, да страшен игумен!!!

Раздвинув края ободка, мужик прицепил септум себе под нос. Затем он изобразил над кепкой короткие чёрные рожки и замычал из бороды:

– Мм-м-уууууу-у-у!

Олеся помнила, что её волокли по корягам и как она пыталась лягаться, но попадала в твёрдое. Сознание то пропадало, то возвращалось, пока её не закинули в тесное тёмное помещение, где сухо пахло деревом.

– Девчонки, вы здесь? – позвала Олеся. Голова её болела. Боль накатывала волнами.

– Здесь... – нестройно отозвались голоса.

Олеся поняла, что лежит головой на коленях у Ивы. Та нежно гладила по волосам:

– Ты ударилась, Лесь. Лежи, не вставай.

– Все здесь? Целы!?

– Целы, – сказала Таша, – мы на него набросились, когда он Настю загнул, но он... сильный, в общем. С виду и не скажешь.