– Это просто. О чём мечтают парни? Чтобы мы им отсасывали. С отсоса начинается порнография: женщина на коленях, её давят прямо в лицо. Заканчивается оно также, только лицо уже пачкают. Это самый известный знак женского унижения. Настя придумала, как его обыграть. Она предложила отсосать у себя, бесстыдно и сразу всем, этакий гэнг-бэнг с комарами. Это прямая отсылка к порно, но она же его и разрушает. В порно женщина изображает наслаждение, хотя зачастую не испытывает его, но нечувствие скрыто за наложенной озвучкой и совокупляющимися телами. Настя тоже изобразила удовольствие, но очевидно, что никакого удовольствия от того, что тебя облепили комары, нет. Следовательно, Настя притворяется, но для чего? Здесь уже нужно подумать. Много интерпретаций. Можно связать это с половым насилием. Или это критика отчуждения? Или... о-о-о! Мать, как же я сразу не поняла! Вот я дура! Поза же очевидна! Забудьте, что я наговорила! Настя специально приняла позу как на родильном кресле. Это поза боли, поза роженицы: Настя участвовала в деторождении. Каком, спросите вы? Да с комарами же! Комары, точнее – комарихи, добывают из нашей крови белок, который нужен им для выращивания яиц. Если крови не будет, самка отдаст кладке свой белок и умрёт. Тем самым Настя проявила женскую солидарность, распределив то, чего в ней избытке – здесь так кстати её развитая фигура – и напоила своей кровью страждущих матерей. Наслаждение Насти понятно – это удовольствие деторождения, неотчуждаемая женская привилегия, которой нет у самцов. Настя счастлива, потому что, будучи самкой, помогла родить другим самкам. Через свою кровь она создала прямой ассамбляж, доказывая, что такие разные существа как комар и человек могут состоять в матрилинейной связи. Да, есть здесь что-то этнографическое... Так... секунду... Что образуют лес, комары и обнажённая женщина? Матрилокальность! Да-а, очень многослойно получилось... Если Настя лежит в родильном кресле, то перед кем она раскорячилась? Кто принимает роды? Очевидно, какой-то врач. Но его нет! Откуда врач в лесу? Значит роды принимает сама природа! Опять же, игра роды-природы. Ну и отказ от врача – отказ от надзора, регламента, дисциплин. Реверанс к Фуко, это понятно.
Дыхание Иветты сбилось, она с восторгом посмотрела на подругу:
– Насть, а ведь такое ещё никто не делал. Ну, я вроде не читала такого. Блин... круто-круто!
Настя нехотя почувствовала себя счастливой. Наконец-то она придумала что-то лучше Иветты. Проколотые губы расплылись в затаённой улыбке.
– Ага, очень многослойно, – пошутила Олеся, – а название будет такое: акушерка комара.
Девушки не обратили на колкость внимания. Пока они о чём-то шушукались, Таша осторожно дотронулась до руки Олеси:
– Лесь... они меня пугают. Я как бы всё понимаю, что они говорят, но при этом ничего не понимаю.
– Забей, они всегда были себе на уме. Лучше вспомни, как Настюха столовку разгромила.
Таша осклабилась, обнажив клычок. Однажды, когда она несла полный поднос еды к столику, какие-то парни презрительно назвали её жирухой, Услышав это, Настя подскочила к обидчикам и одним махом опрокинула стол, вывалив пюрэху с чаем им на штаны.
– А Ива по социологии нас натаскала. Я бы зачёт в жизни не сдала, – вздохнула Таша.
– И я.
– Девы! А помните вы нам с Лесей...
Воспоминания вернули в прошлое. Девушки вдруг бросились наперегонки, и Ива с Олесей, смеясь, неслись рядом, пока Леска не прибавила и не оторвалась. Бег – это когда ноги превращаются в крылья, и Леска летела, перемахивая кусты и овражки. Остановившись, она протрусила к запыхавшейся троице, и все пошли рядом, пока не упёрлись в болотце. Ива опустила руки в заросли тины и сказала, что ряска не расчленяется на стебель и листья, оставаясь целостным растением. Затем Настя с Ивой заспорили, стоит ли лезть в болото и что это может выразить. Таша неожиданно толкнула спорщиц в воду, те замахали руками, устояли и с криками бросились за хулиганкой.
Когда все успокоились, Ива снова взялась объяснять:
– Почему свалка, чаща или болото? Мы хотим показать, что естественной среды не существует. Райского сада нет, нам некуда возвращаться. Но ещё возможно находить слепые пятна вне внимания капитала, и переделывать эту среду с феминистских позиций. Для этого надо привлекать всё могущество биологии, кибернетики, неантропоцентрической философии. Более того, следует пересмотреть понятие отчуждения. Если весь мир прекарен, если всё – капитализм или его руины, от чего мы можем быть отчуждены? От настоящей жизни? От некой женской подлинности? Но их нет! Это полусгнившие просвещенческие иллюзии. Вот почему женщине стоит пересобрать себя хотя бы как киборга. Да, мир техники репрессивен для человека. Но тем, кто никогда не считался человеком – женщинам, собакам – бояться нечего.
– Девы, грибы!!! – счастливо завопила Таша.
Грибы встречались и раньше, но были либо раскрошившимися сыроежками, либо склизкими поганками, а этот – точнее, эти – росли кучно, толсто и строго, твёрдо указывая вверх коническими шляпками.
– Народ, а что это за грибы? – поинтересовалась Олеся.