Запутанность средней полосы (СИ)

– Проект, – напомнила Иветта, – мы ещё не определились с названием. Запутанность средней полосы, как вам?

– Трансцендентально, – глумливо засмеялась Таша. Настя хотела возразить, но Иветта одёрнула её и увлекла всех в лес. 'Наконец-то', – подумала Олеся, когда под ногами примялась первая поросль.

Берёзы качали тяжёлой зелёной листвой. Корни торчали из земли как костяшки длинных вытянутых пальцев. Отовсюду пели птицы, и лес не терялся в эхе, а заворачивался вокруг, звенел иволгой, шумел густотой, скрипел старыми стволами, откуда дятел выстукивал короеда. Это была фуга, где даже шаги хрустели собственной восьминогой песней. Разрозненное, но в то же время единое, многоголосье не только звучало, но ещё и пахло – нагретой землёй, пряностью первых застенчивых грибов, растрескавшейся корою, ягодами, сухостью иссушённой травы, мускатным потом четырёх молодых женщин.

– Ай, комар! – Настя хлопнула себя по шее. Таша достала из рюкзака брызгалку, но Настя, как и Олеся, помотали головой. Иветта, наоборот, как следует обработала тело, – Ах ты...!

Настя задумчиво размазывала по лбу кровавый комочек. Делала она это так, будто о чём-то вспоминала.

– Придумала! – вдруг закричала она, – Леска, снимешь?

– Что, теперь твоя очередь? – вздохнула Олеся, отгоняя комаров.

Настя нашла солнечное место, где берёзы росли трезубцем. Деревья сплелись в подобие гинекологического кресла, опрокидывающего назад и бесстыдно задирающего ноги. Настя разделась, легла спиной на наклонившееся дерево, приподнялась и два других ствола развели её ноги.

– Резкость только настрой, – указала Настя, – чтобы комаров видно было.

Они уже облепили невыносимо белое тело. Среднего роста, с большой торчащей грудью, шириной в плечах и мощными предплечьями, Настя раскинула себя так, что можно было заглянуть внутрь. Вздёрнутый нос, обсечённые зелёные волосы, угловатость сходящихся мышц... в девушке была красота комода, чего-то стойкого и неподвижного. Настя уважала штангу, в детстве – улицу, потом только книги, и вид её, крепкий, как орешек, всегда был насмешлив – ну-ка, попробуй раскуси. Насте нравилось считать себя кем-то вроде телохранителя группы, справедливой задирой, которая легонько подтрунивает над своими и беспощадна с чужими. Настя знала меньше Ивы и тело её было не таким спортивным, как у Олеси, зато она была сильнее Иветты и умнее Лески, и только Таша, которая не участвовала в этом тайном соревновании, нравилась Насте безусловно и просто так. Они и ругались между собой как близкие люди – дерзко, до остроты.

Ветер качнул листву, и тень зацепилась за кольцо в переносице. Настю влекло дёрнуть, посмотреть, соскользнут ли короткие сильные ноги, не взметнётся ли грудь. Девушка была тугой, с наплывами каучуковых мышц. Их хотелось разгладить и потянуть: крутые икры, ушастые бёдра... В отличие от Иветты, лобок Насти был тщательно выбрит.

– Расслабься, – посоветовала Таша, – ты родишь сейчас.

– Так надо!

– Сколько комарья... – наводя камеру, пробормотала Олеся.

Гнус ползал по обнажённому телу. Подмышки, соски, пах – Настя подрагивала, сдерживаясь, чтобы не закричать. Тело её дрожало, и на нём медленно набухали комары. Сразу несколько толклись у соска, проткнутого титановым стержнем. Его венчали два маленьких алых грибочка, сжавших коричневую плоть соска. Девушка откинула голову, обнажая плотную шею. Ноги раздвинулись, пальцы впились в дерево.

– Давай быстрее, – простонала Настя.

– Сейчас закончу, – сказала Олеся и сделала последний снимок, – Всё.

Настя спустилась с трезубца, и разглаженные мышцы вновь собрались в крепкое невысокое тело. Настя встряхнула руками, покрытыми комариным ворсом. Насосавшиеся комары отвалились неохотно, как после пирушки. Настя перешла к груди, по одному отрывая насекомых. Те тяжело падали в воздухе и только потом летели. Иветта посмотрела на подругу с непонятным ей самой восхищением:

– А ты хорошо придумала. Я бы не догадалась.

– Что придумала? – в нетерпении спросила Таша.

– Про комаров.

– Комаров...?