Зара [publisher: Ridero]

Зара склонила голову и молчала. Лисёнок, радостно хохоча, пыталась забраться на Нуара и проехаться на нём по двору. Мариины внученьки, близняшки Наташка и Надюшка, бегали тут же, около, брызгаясь водой из таза, вкопанного в землю посреди двора для уток, что недовольно покрякивая, ходили вокруг и жаловались хозяйке на человеческих детёнышей, отобравших их законное местечко для купания и питья.

– А вот я вас, озорницы! – прикрикнула Мария на девчонок, – Ишь, изгваздались все опять, только мать с утра чисты платья надела на них! И воду всю вышвандалили в который раз, глядите-ко, уточки плачут, водички хотят.

Девчонки притихли и сели играть в песочнице, которую соорудил для них заботливый отец.

– Ведь влюбилась ты, Зорюшка, – сказала тихо Мария, положив руки на передник, и не глядя на Зару.

Зара вскинула глаза на Марию, открыла, было, рот, чтобы возразить что-то и вдруг расплакалась. Слёзы так и брызнули из её глаз. Она и самой себе боялась признаться в том, что полюбила она всей душой, глубоко и нежно. И Мария будто скальпелем вскрыла сейчас наболевшую, тянущую рану, что загноилась и не давала ей покоя, и острая боль пронзила всё её сердце от того пореза, но и одновременно наступило облегчение.

– Поплачь, поплачь, девонька, – спокойно сказала Мария, даже не пытаясь успокоить Зару, и всё так же наблюдая за игрой Наташки, Надюшки и Лисёнка, не оборачиваясь на неё. Словно слёзы Зары были совершенно обычным явлением и не имели никакого значения. Но Зара знала, что это лишь внешняя сторона, на самом же деле доброе сердце женщины всем своим существом готово броситься ей на помощь и утешить её, чем только возможно.

Зара плакала долго, она опустила голову на колени и уткнулась в них лицом, худенькие плечики её сотрясались от рыданий, чёрные волосы рассыпались по плечам и спине, выбившись из-под платка. Лисёнок смолкла, было, перестала хохотать, и подошла к матери, но Мария махнула рукой:

– Иди-иди, играй, миленькая моя, мы с мамой смеёмся тут, она от смеха плачет.

Лисёнок погладила мать по голове, улыбнулась, и побежала к подружкам.

Зара плакала долго и горько, но вот, наконец, стала успокаиваться. Она вытерла лицо белым платочком, что соскользнул с головы на её плечи, затем заплела косу, повязала сызнова косынку, облокотилась на перила крыльца, откинувшись назад, и вдруг затянула песню:

– Что стоишь, качаясь,

Тонкая рябина,

Головой склоняясь

До самого тына?

Мария подхватила за нею и полилась песня над окрашенными охрой бархатцами, что цвели под окнами, над деревянным домом с зелёными наличниками, над многострадальной деревнею русской, над увядающим уже лугом, а потом всё дальше и дальше, за крутой высокий обрыв, за полноводную реку, в дальние дали…

И видела Мария мужа своего любимого Василия, что не вернулся с полей войны, а остался там, и даже на могилку к нему прийти некуда ей, лежит он в чужой стороне, положив за Отчизну живот свой, как сотни тысяч других таких же солдат. Да только в чужой ли? Ведь вот она вся наша – земля-то. За неё и воевали, за неё и стояли насмерть русские солдаты. Вон, сколь их стоит за мужниной спиной. И улыбался он ей и махал рукой, сняв с головы каску и держа её у груди. А в той каске чернела насквозь дыра…

А через дорогу,

За рекой широкой

Так же одиноко

Дуб стоит высокий.

Как бы мне, рябине,

К дубу перебраться,

Я б тогда не стала

Гнуться и качаться.

Тонкими ветвями

Я б к нему прижалась

И с его листами

День и ночь шепталась.

Но нельзя рябине

К дубу перебраться,

Знать, судьба такая —

Век одной качаться.

– Вот что, девка, – заговорила вдруг Мария, – Всё-то ты нам предсказывашь да подсказывашь, а теперь слушай, я тебе скажу, что будет. А будет у тебя всё хорошо. Уедешь ты отсюда скоро. И счастье нежданное придёт к тебе. Ты и сама о нём пока не знаешь.

Зара с удивлением воззрилась на женщину. На длинных её густых ресницах дрожали ещё росинки слёз:

– Ты откуда знаешь, Мария?

– А Бог его знает, – ответила та, глядя всё так же вдаль, за реку, – Вот Васятку своего увидала сейчас там, за рекой, и словно ударило что в голову, как жаром окатило. Само сказалось всё.

Она повернулась к Заре и улыбнулась ей:

– Не веришь старой. Думаешь, из ума вовсе Мария моя выжила. А ты мои слова-то попомни, скоро всё у тебя переменится. Бывают такие минуты, когда и простой человек может кой-что увидеть и узнать. Вот, видимо, и мне сейчас пришло такое. Да вот что, об нас-то не забывай. Мы ведь как родные уже стали.

Зара придвинулась к Марии, обняла её крепко, положила ей на плечо голову:

– Да что ты, разве вас забудешь? Вы мои самые близкие люди, люблю я вас. Только неужто и правда скоро всё переменится?

– Переменится-переменится, – кивнула Мария, – Больше ничего не скажу, всё. Конец гаданью. Лавка закрыта.