Я предвидел это с девяностых. «Нерусь!» — крикнет мне святая Русь. Я и сам такой же полуостров: плюхаюсь, никак не оторвусь… И прогноз-то прост, как пять копеек, внятен, как нагайка казака, — но привязан я за перешеек памяти, родства и языка. Да, я знаю сам, чего я стою, вечно виноватый без вины, с трех сторон охвачен пустотою и огнем с четвертой стороны. Мне ли не видать, куда мы рухнем — якобы восставшие с колен? Лучше, проезжая город Мюнхен, помнить про другой — на букву Н. Так рифмует массовик-затейник, чувствуя, как смертный холодок, перешеек, сладкий мой ошейник, Родины заплечный поводок. Воздух солон. Жребий предначертан. Сказаны последние слова. Статус полуострова исчерпан. Выживают только острова.
Колонное
Какой эфир ни слушаю, куда я взгляд ни кину — в жежешную полемику, в агитку ли властей, — все тотчас же кидаются орать про Украину, как будто больше нет уже российских новостей. Родимая империя скукожилась настолько, что все определяется в отеческом дому лишь санкциями Запада да просьбами Востока ввести туда такое же, которое в Крыму. Взгляну на Соловьева ли, взгляну на Киселева, смотрю на Соколова ли, на Гришина порой — ну где ж у них проблемы-то эпохи, право слово? Да кто у них герои-то? Сплошной антигерой. На западную мафию нацелен взор влюбленный, дерется с англосаксами отважный царь Горох, повсюду наблюдение за пятою колонной плюс горестные новости из первых четырех. Как будто ни правительства, ни личного состава, ни школы, ни геологов, ни мощных производств, как будто у Отечества проблем уже не стало — а лишь «Медведев встретился» да «Путин произнес». Какое непостижное, извратное влеченье к проклятию, к распятию… Сплошная Скойбеда! Поспорьте хоть о способах леченья-обученья, делах науки-техники, героях соцтруда… Ужели наши граждане лавиною единой задумали обрушиться на бывшую сестру, и весь досуг их, Господи, заполнен Украиной, борьбою с мужеложеством и происками ЦРУ? Ужели мы действительно страна второго сорта? Не верю, нет, немыслимо! Ведь есть, в конце концов, цифирь помимо рейтинга, и труд помимо спорта, и не одни душители, и не один Немцов! А то уже, по Бродскому, мы видим лишь руины, сомнительное варево из желчи и слюней. Давайте хоть о чем-нибудь помимо Украины, да можно б и сенаторов представить поскромней. С российской точки зрения идет осада Трои, весь мир на нас окрысился, кругом сплошная жесть… Но есть же население, проблемы и герои, свои, не заграничные, какие ни на есть!
Во времена советские — их каждый третий помнит — родному телевиденью вполне хватало тем. Как мы глумились, юные, над тем «Рабочим полднем», над черно-белым «Временем», над «Сельским часом» тем! Андропов был не лапонька, и Брежнев был не зайка, и «Время» было мутное — «станки-станки-станки», — но складывалась, граждане, какая-то мозаика — благодаря вещанию, а чаще вопреки. Случались и дискуссии — о фильмах, о морали: не только кулинарные программы о борще! Не только огрызались мы, и не всегда карали, а про колонну пятую молчали вообще. Ну да, инакомыслящих метут по психбольницам, и рейтинг Бровеносного превыше сотни всполз, — но главным инфоповодом там не был Солженицын и академик Сахаров упоминался вскользь… Сегодня охранительство, подобное горилле, ликует беспрепятственно. Сигнал резвиться дан. Но черти, что б вы делали, о чем бы говорили, когда б не нацпредатели, не Крым и не Майдан?! Прости меня, о Родина, за это злое слово. Не цацкается с крысами Верховный Крысолов. И что в тебе, прости меня, сегодня есть живого?
Лишь мы.
Да эти санкции.
Да Крым.
Да Киселев.
Бедное
Я потрясен, клянуся мамой. Достойный повод для стихов: он оказался бедный самый из наших правящих верхов. Трудясь, как раб, без угомона, собой являя ум и честь, он заработал три лимона. Еще недавно было шесть! Олимпиада, Крым победный, спасенный им Обама-гад… С ума сойти, какой он бедный. Напарник более богат, хотя старается натужно вернуть былое торжество. Мы все его жалели дружно, а надо было не его! Сажусь за руль с усмешкой бледной, на «Ладе» еду в институт… Я думал — я довольно бедный. Он превзошел меня и тут. На фоне всяких там Димонов мы с ним бедны, что твой Тимон[41]
. (Доход мой меньше трех лимонов, но больше вкалывает он.)