Заразные годы

Кто-нибудь, кто получает пособие запросто в кассе Кремля, враз изготовится: бабушкофобия! Слушай, уймись уже, тля. Нас, невосторженных, кличут зазнайцами, — тщетно старается бес. Лучше уж быть пессимистами с яйцами, чем оптимистами без.

Географическое

Владимир Путин не посетит международный экономический форум в Давосе. Вслед за президентом от поездки отказался и премьер-министр Дмитрий Медведев.

От «Эха» — не заткнут его авось! — нам давеча услышать довелося, что он не собирается в Давос. И правильно! Что делать там, в Давосе? На этот форум, в их калашный ряд, я лично не показывал бы носу. Теперь уж и Медведев, говорят, не едет к ним. Совсем кранты Давосу! Кто ниже-то Медведева, прикинь? — но вот и он их, кажется, покинул… Не ездил бы я, кстати, и в Пекин. У нас одни конфузы с тем Пекином. О газовых контрактах промолчу, но всякий жест грозит газетной смутой: Обаму не похлопай по плечу, жену партнера пледом не укутай… Тошнит от либерального вранья, не умолкают, сколько ни борись, блин. По совести, и в Брисбен тоже я не стал бы ездить. Что нам этот Брисбен? Съезжается напыщенная знать и критикует нашего гаранта. Еще гадали — звать или не звать, и Эббот учит жизни — во баран-то! А как старались, чтобы хорошо б там выглядеть! Чтоб знала вся клоака! Весь агитпроп пиарил фотошоп, показанный Леонтьевым в «Однако». Российский Интернет в последний год не видывал такого разогрева: в пятикилометровый самолет стреляли справа, а попали слева. Иной имперец даже пожалел, что запятнал Фейсбук таким примером, — плюс там в экспертах назван инженер, который не являлся инженером. И этот бред показан в лучший час, попал в газеты, издан-переиздан — да кто бы так сумел подставить нас пред целым миром, если бы не Брисбен?! Не надо ездить, в этом вся беда, прервем контакты, к собственному благу, и не поедем больше никуда из нашей бездны…

Разве что в Гаагу.

Как этот город мне напоминал наш Питер, столь привычный для кого-то! Там обводной имеется канал, а по краям имеются болота. Как объяснит вам всякий эрудит, с шестнадцатого века в той Гааге правительство Голландии сидит и размышляет о голландском благе. Там Эшера имеется музей, чтоб лидеры российского разлива могли узнать не только от друзей, как часто лгут объем и перспектива. Зимой не больше минус десяти — смешно и слушать русскому варягу… И главное, что нынче все пути действительно ведут сюда, в Гаагу. Вводи войска, а хочешь — уведи, плюй на законы (что закон?! — бумага!) — не отступить. Гаага позади.

И впереди, по-моему, Гаага.

Памяти падших

Российский рубль снова упал.

Над нами ночь, черна, как уголь, уныла, как моржовый хрен. Но ты, о рифма к слову «убыль», ты, мой герой на букву «Р», живой упрек элитам местным, пример для робких прилипал, ты оказался самым честным: они стоят, а ты упал. Повсюду логика паучья под звуки пафосных сурдин: свидетель неблагополучья тут оказался ты один. Мерзейший опыт всеми нажит за годы серой пустоты: сегодня правду громко скажет один Навальный — или ты. Но для Навального и брата тут просят восемнадцать лет (конечно, это маловато — в законе бо́льших сроков нет), уж занесен железный молот, накрылся марьинский уют… Тебя же посадить не могут. Тебя они не выдают. (Хотя — неслыханное чудо! — прочел на первой полосе, что выдают еще покуда, но неохотно и не все.)

Ты много раз бывал в прогаре. Пока не начался отстой[46], кому не лень тебя ругали — мол, деревянный! Мол, пустой! При нарастающем распиле, в угаре тучных, жирных дней тебя, естественно, копили — но баксу верили сильней. Ты поднимался как-то нервно, томимый смутною виной, — но правду нам сказал не евро, а только ты, никто иной. В эпоху полного развала, разрыва всех духовных скреп тут все незыблемо стояло, как будто всякий глух и слеп: Отчизна рушилась повально, но всякий, глядя на страну, внушал себе, что все нормально, и говорил семье: да ну… Конечно, внятен запах ада, и серой залит весь пейзаж, — но может, это так и надо? К тому ж и Крым по ходу наш… Хвалила б… свою невинность, надевши девичий наряд, — и только ты один не вынес, сказав, о чем не говорят.