Зарево

Они расплатились и попрощались вполне по-приятельски, Константин легко и бодро, точно в нем не было веса, взбежал на лестницу. Швестров, стоя внизу, позавидовал ему. Влечение и зависть чувствовал он к этому человеку, сильному, веселому и, конечно, целиком преданному своим делам — революционным делам, к которым он его, Швестрова, никогда не подпустит.

Швестров за время пребывания в Баку встречался с некоторыми бакинскими меньшевиками. «Что ж, бастуем, — сказал один из них, молодой инженер с электростанции. — Мы с самого начала были против всеобщей забастовки. Частичные забастовки гарантировали бы успех рабочим, не нарушая нормальных условий производства. Мы убеждены, что к экономическим требованиям не следовало прихлестывать общеполитические: о свержении самодержавия и о республике. Считаем, что электростанциям и всяческого рода устройствам по перегонке нефти бастовать не следовало, а все же бастуем, потому что все рабочие идут за ленинцами, и если мы хоть пикнем против — потеряем последних сторонников среди рабочих».

«Да, сила, — думал Швестров. — А сила есть сила, дорогие товарищи», — мысленно обращался он к бакинским меньшевикам и мысленно себя отделял от них.

* * *

Когда Швестров из затененной большими домами улицы вышел на зной приморского бульвара, внимание его привлекло большое объявление, наклеенное на круглой дощатой вертушке, предназначенной для афиш. Это было широковещательное объявление Джунковского, прибывшего в Баку.

То ли из-за водки, выпитой за обедом, то ли из-за того, что оно наклеено было на круглой поверхности, но читать его было затруднительно. «… Ввиду исключительного значения добычи нефти для хозяйственной жизни России… остановили на себе высокое внимание нашего державного повелителя, государя императора; его императорскому величеству благоугодно было повелеть мне, как лицу, имеющему счастье состоять в государевой свите, по ознакомлении на месте с состоянием Бакинского промышленного района, принимать все должные меры к немедленному восстановлению нарушенного общественного порядка…»

— Ну-ка, попробуйте, восстановите, — не без пьяного злорадства сказал Швестров и тут же испугался, оглянулся: ему показалось, что кто-то стоит рядом… Но не было никого. Только косая тень его лежала на пестрой афише, которая в таких же широковещательных выражениях, как объявление Джунковского, сообщала о прибытии в Баку труппы дрессированных мышей арабского шейха Эль-Мамуна.

Оливковое лицо Эль-Мамуна глядело прямо на Швестрова, черные губы улыбались ему ласково-поощрительно…

Швестров быстро огляделся. С противоположного угла за ним наблюдал полицейский, заживо зажаренный в своем зеленом с ослепительными пуговицами мундире. Его отделанное рыжими усиками лицо было красно и блестело от пота.

Швестров быстро перешел улицу и побрел по жиденькому, почти не дающему тени приморскому бульвару, где ноги вязли в песке. Он щурился, глядя на море, сверкающее тысячами отраженных солнц. Зной усиливал хмель, хмель повышал Швестрова в собственном мнении. Если последний год представлялся ему непрерывной лестницей восхождения, то поручение, данное Гинцбургом при отъезде в Баку, заставило Швестрова, который знал за собой достаточно скверных и грязных дел, относиться к себе с особенным уважением.

— Знаю ли я Рамазанова? — бормотал он. — Как же мне не знать, когда я лично им был принят в его дворце и сама Лиза-ханум сыграла специально для меня на рояле какое-то тюрлюлю, что-то вроде тюрлюлю было и на ее плечах, и за столом подавали какие-то тюрлюлю. А потом состоялся тайный разговор у господина Рамазанова в кабинете, где присутствовал некий английский рыжий джентльмен. Уж не он ли, надев черный парик, показывает в цирке дрессированных мышей?..

Швестров остановился и пригрозил себе пальцем:

— Но, но, Колька, помалкивай, в этом деле ты не больше мизинчика. Но и без мизинчика нельзя. Мизинчиком манят, когда хотят поманить незаметно. И если господину ван Андрихему нужны стали Тагиевы, Сеидовы, Асадуллаевы и есть необходимость приманить их поближе в «Роял Деч Шелл», то как тут обойдешься без мизинчика? Рувима не пошлешь. Рувим — персона, перст указующий. Одно его появление в Баку тут же отразится на биржевом бюллетене. К тому же у Рувима старая дружба с Гукасовыми, Достоковыми, Лианозовыми, Манташевыми, они за Рувимом будут глядеть во все глаза. Но, между прочим, Рувим-то и с Рамазановым, оказывается, первый друг, и господин ван Андрихем передает господину Рамазанову привет. Через кого привет? Все через Кольку Швестрова. Ничего, господа любезные, не беспокойтесь. Все эти дела будут обделаны в лучшем виде… А если хотите официально — так о чем разговор шел? О покупке из-за границы бурового оборудования для Майкопской кредитной кооперации. Пусть наши кооператоры побурят, побалуются… А почему им на это баловство денежки дают из Сити, об этом, может быть, только шейх Эль-Мамун знает, об этом, Коля, если ты и догадываешься, — молчок, ни гугу.