Заря над Скаргиаром

— Да чего уж там, — улыбнулся Аскер. — Такой большой дворец, как Гадеран, не должен пустовать. Иногда мне кажется, что я совершаю святотатство, занимая его: здесь должен жить большой клан с детьми, племянниками и внуками, вроде семейства почтенного Фийрона Лароора.

— Ну-у, Аскер, этим-то добром вы всегда успеете обзавестись, — сказала Терайн с улыбкой. — Вы еще будете жалеть о тех временах, когда вы были один и когда вам приходилось решать только ваши собственные проблемы.

Аскер подумал о том, что своих детей у него никогда не будет. Это было еще не так ужасно: в конце концов, у упомянутого Фийрона Лароора своих детей тоже не было. Но у Аскера не было и родственников; зато проблемы у него были такие, какие почтенному дядюшке Моори и в страшном сне не снились.

— Хотите осмотреть дворец, Терайн? — спросил он без всякой связи.

— С удовольствием! — откликнулась Терайн. Она живо поднялась с дивана и протянула Аскеру руку, на которую тот не замедлил опереться. Моори исподтишка подмигнул Аскеру и сел на диван, как ни в чем не бывало.

«И здесь на два фронта», — подумал он, улыбаясь себе под нос.

Гадеран был большим дворцом, — достаточно большим, чтобы по нему можно было гулять хоть целые сутки. Сначала Аскер просто показывал Терайн дворец, как примерный хозяин, но потом им обоим это наскучило: оба понимали, что вовсе не ради этого они остались вдвоем, вдали от посторонних глаз и ушей.

— Аскер, чем больше я вас знаю, — сказала Терайн, — а знаю я вас, увы, немногим более полутора месяцев, тем больше поражаюсь.

— Чему же?

— Вашей силе воли, чтоб мне провалиться на этом месте! Такой чудовищной выдержки я еще ни у кого не видела. А я, между прочим, знавала некоторых адептов нашего культа третьей и четвертой ступеней. Первые две я, понятное дело, в расчет не беру: они — дети по сравнению с нами. Так вот: все, кого я знала, — все, без исключений, заметьте, — время от времени или постоянно нарушали запреты культа.

— Как и вы, — заметил Аскер. — Вы, Терайн, едите столько, что хватило бы прокормить с дюжину работников во время жатвы.

— Да, я люблю поесть, — согласилась Терайн. — Все гедры любят поесть. Но это только частности. Сейчас речь не обо мне, а о вас. Я, знаете ли, ни разу за все полтора месяца или сколько там, не замечала за вами ничего такого, на что Кено мог бы искоса посмотреть, а уж о вещах более серьезных — таких, как пьянство, употребление наркотиков…

— Терайн, помилуйте! — воскликнул Аскер. — Какие тут наркотики, если только и смотришь, чтобы голова совсем кругом не пошла!

— А между тем многих это не останавливает. Аврины созданы так, что легко поддаются соблазнам и с трудом от них отказываются. Как вы можете этому сопротивляться? — в голосе Терайн проскользнула нотка непонимания. — Мне иногда кажется, что вы вовсе и не аврин, а действительно посланец богов, как о том болтают, и что с нами, простыми смертными, у вас нет ничего общего.

— Благодарю вас, Терайн, на добром слове, — фыркнул Аскер. — Если даже и вы, несмотря на то, что принадлежите к одному культу со мной, склонны считать меня чудовищем, то можно себе представить, чем же я кажусь остальным…

— Аскер, я совсем не это имела ввиду. Просто мне кажется, что вам нужно стать чуточку проще, доступнее, что ли… Вы увидите, насколько легче вам станет жить. Ведь вы, возможно, сами того не желая, создали из культа стену, которая отгораживает вас от остального мира. Скоро вы потеряете всякую связь с ним, и тогда произойдет то, о чем обычно предупреждает Кено: вы станете отшельником поневоле.

— Мрачную картину вы мне нарисовали, Терайн…

— Но правдивую! Аскер, поверьте мне, я знаю, как это происходит: сначала вы отказываетесь от еды, от выпивки, от мягкой постели и от полноценного сна, потом вы откажетесь от общения с себе подобными, считая их низшими и недостойными вас существами, и, наконец, полностью замкнетесь в себе и будете горделиво рассуждать о судьбах мира и о вашем святом уединении!

Аскер не мог не усмехнуться про себя: ему было совершенно очевидно, что Терайн приняла за чистую монету его игру в Великого Аскера и решила, что он находится на начальной стадии мании величия.

— Аскер, я ваш друг, — продолжала Терайн, остановившись посреди коридора и взглянув Аскеру в глаза. — Никто, кроме друга, не скажет вам того, что вы должны услышать. Позвольте же мне, как вашему другу, помочь вам.

Аскер поднял глаза на Терайн и встретился с ее глазами. Так они смотрели друг на друга — минуты три, не меньше. Наконец Терайн смущенно опустила глаза и прошептала:

— Вы утонете.

— Я умею плавать, — ответил Аскер. — Но скажите, как вы собираетесь помочь мне? Если я, по вашему мнению, так безнадежен…

— Вы не безнадежны, просто… просто…

— Ну же, Терайн, смелее! Если уж вы считаете себя моим другом, то вы должны открыть мне всю правду о моем состоянии, как бы ужасна она ни была.

— А вы не рассердитесь?